Но он вошел. Эти полчаса решили для Ани все. Все время, пока Боба пил наскоро намешанный, переслащенный кофе, он, не отрываясь, смотрел на нее своими огромными глазами. Точно старался запомнить каждую мельчайшую частичку ее лица. В этом полном отчаяния взгляде Аня увидела то, что волновало ее с самого приезда сюда. Он ее ждал.
Они почти не говорили. Несколько слов о погоде («Дождя сегодня, скорее всего, не будет, но зонты надо бы взять». – «А у нас дождевики с собой»), о сегодняшнем маршруте («До Вардзии ехать долго, но мы с остановками, вы не устанете, не беспокойтесь». – «Мы – женщины выносливые»), о местном рынке («Там можно пропасть на целый день, как в музее». – «Мама очень пунктуальна, скоро уже вернутся»).
И только когда она отвернулась помыть и вытереть чашки, Боба наконец еле слышно выдохнул: «Ты такая красивая, Аня. Я так ждал тебя. Я так рад». Аня улыбнулась и так же тихо ответила: «Я приеду еще. Обязательно приеду. И я… тоже ждала».
Первое совместное путешествие закончилось слишком быстро. Им повезло побыть наедине еще пару раз. Эти минуты (один раз даже полчаса) они все больше молчали, жадно смотрели друг на друга, наслаждаясь и фантазируя. Их окутывала вовсе не обычная, безудержная, плотская страсть. Оба, словно послушные старшеклассники, которым родители запретили держаться за руки, а они еще и не умели ничего большего, переживали минуты душевного единения и необъяснимого, распирающего счастья.
И он, и она понимали, что всем вокруг них будет больно. Как ни крути, как ни готовься. С одной стороны, схороненная, тихая ненависть к «развратному» народу-воителю, с другой – настойчивое, почти маниакальное желание женить, но на своей, исконной, исторически предназначенной женщине.
И он, и она понимали, что всем вокруг них будет больно. Как ни крути, как ни готовься. С одной стороны, схороненная, тихая ненависть к «развратному» народу-воителю, с другой – настойчивое, почти маниакальное желание женить, но на своей, исконной, исторически предназначенной женщине. «Чужую кровь не приводи. Или своя, или никакая», – настаивала на своем Бобина мать, зная, что в своих летних похождениях сын много и тесно общается с туристами женского пола.
– И что тебе твой исконный дал, кроме слез? – однажды зло ужалил Боба.
– Тебя, дэ! Спасибо Пресвятой Богородице, – спокойно ответствовала мать.
К концу поездки в своих молчаливых диалогах и Аня, и Боба уже дали обеты. Запретный плод зрел и наливался сладостью. Все чаще она облизывала губы, скользя по полукружью едва оголяющей его шею футболки, а он покрывался испариной, когда она наклонялась, чтобы завязать болтающиеся шнурки кроссовок. Случалось, Галина Викторовна останавливала взгляд на своей юной, безо всякой причины счастливо и горделиво улыбающейся дочери. Эта улыбка отчего-то тревожила ее. Однажды она перехватила взгляд Бобы. Боже милостивый, да они!..
Раздувать скандал Галина Викторовна не стала. Полторы тысячи километров – это вам не шутки. Такое расстояние убивает не только плотские желания, но и, в конце концов,