И по этой в том числе причине, – то, что Аидыч испытывает крайнюю ярость и жестокость нетерпения в сторону этих теоретиков бессмысленности и демагогов своей низости, как он их называл, оставится на потом, – Аидычу приходится брать кого-нибудь в напарники для компенсации такой его цинично-философской позиции на вот такие реалии мира. И в напарники Аидыча, а если точнее, в групповую связку с ним, – быть на равных с Аидычем никому не по силам, – почти что всегда берётся самим Аидычем Вишенка. Кто единственная из их отдела может как-то повлиять на Аидыча, человека бесцеремонного на чужое мнение и его переубедить в своём мнении невозможно, а это бывает так, что надо. И вот для компенсации всего этого и берётся в напарники к Аидычу Вишенка, перво-наперво берущаяся на формирование внешнего образа Аидыча, как человека либеральных взглядов и доктора философии.
И тут Аидычу противопоставить напору Вишенки нечем, и ему приходиться мириться с тем, что себе позволяет с его внешним видом вытворять Вишенка, странными маслами фиксирующую его причёску в какую-то зализанность, затем она с помощью подручных ножниц и щипчиков удаляет в нём всё в сторону торчащее и лишнее, заставляет его взяться за бритву, за которую он время от времени только берётся, когда ему скушно, и как промежуточный итог, надевает на его нос очки, как она говорит, чтобы придать выразительности вашему взгляду.
А Аидычу, всё это паскудство на своём лице терпеливо сдерживающему, и надо признать, что ни единым словом не попрекнувшему Вишенку, – сжимающиеся кулаки от своего бессилия не в счёт, – удивительно такое в свой адрес слышать. – Какой ещё на хрен выразительности?!
А Вишенка, стоящая напротив Аидыча и удерживающая в пределах нормы и себя ярость Аидыча своей непосредственной простодушностью, явно умеет читать его мысли, и она делает столь необходимые для Аидыча пояснения. – Доктора философии, особенно либерального толка, – а вы ведь под одного из них будете рядиться, – смотрят на мир особенным взглядом, скажем так, отчасти познаваемым и в другой отчасти не принимаемым, а так-то они отлично видят, что мир погряз в своей гнусности, физиологичен и его ничего хорошего впереди не ждёт. Так что с ним можно особенно не церемониться и применять в его сторону любого рода экспериментальный инструментарий по его освоению своими теориями. Где все философские теории зиждутся на одной основе – на законе Архимеда, по академически звучащим следующим образом: «Объем вытесненной воды должен быть равен объему погружаемого предмета», а в философской натуре он означает, что от уровня проникновения системообразующих идей в интеллектуальную составляющую человека и общества, зависит