Анна находилась в компании чуть больше десятка плавно передвигающихся человек, где у каждого были закрыты глаза. То было подпольное помещение с ярким антуражем: на стенах расписанные холсты с изображением ни то огромных бутонов, ни то светомузыки. Звучали ритмичные тихие барабаны в проигрывателе. Девушки, женщины и несколько парней стояли на гимнастических ковриках, на глазах у них были маски для сна. Кто-то повязал глаза платками.
У передней стены, где играл проигрыватель с барабанами, догорали квадратные свечи. Массивные и крупные. Эти люди кричали с гневом и болью, а пламя сжигало их эмоции и оставляло только тепло. Сперва Анна слышала крики окружающих. С закрытым обзором для глаз ей было нельзя понять, как далеко и кто именно испускает свой голос. По обе стороны от неё пришедшие сворачивали мягкие коврики и со всей силы, которая была у них, били ими в пол, садились верхом и колотили руками. Из-под масок вырывались слёзы, со всхлипами собравшиеся продолжали кричать сильнее и замахивались коврами для весомого удара. Крик справа, удар слева. Кто-то всхлипывает впереди. Настоящая пятиминутка ненависти с пеленой на глазах.
Анна не видела начало и конец своего фиолетового коврика, которым колотила ковролин в зале, она комкала его наугад и садилась верхом, чтобы сорвать с кулаков нежную кожу. Вспотевший сухой волос вырывался из маски. Но он не мог помешать ей, когда так сильно она была увлечена своим выходом. Выходом из правил приличия. Один, два удара, три, четыре… Снова и снова, пока само желание не иссякнет.
Её руки обессилено падают. Вокруг неё кричит десяток людей, а её голова безвольно накреняется набок. Плечи опущены. В ней больше не было сил. Звуки тамтамов были едва различимы, но возможно, что Анна не слышала их. Возможно, сейчас она вообще ничего не слышала. Её лицо не выражало ни одной эмоции, и она не плакала. Но внезапно её тело дернулось, будто её поразило пулей прямо по рёбрам. Она раскидывает руки в стороны и из неё вырывается вопль, который вряд ли может иметь себе подобие. Это был чистый вопль, несравнимый в своём проявлении. Он звучал долго и бесперебойно. Может, целую минуту, а затем превратился в крик, и почти сразу сменился рыданиями. Анна падает на смятый ковёр и бьёт по нему рукой, продолжая плакать. Эмоции закончились, она легла на пол как ребёнок и начала дышать.
Когда тамтамы сменились на струнную музыку, пришедшие гости встали на ковры и подняли руки над собой. Анна встала вместе с ними. Асинхронно они стали подпрыгивать, восклицая один и тот же слог все вместе, а скорее выбрасывая из себя в пол внутреннюю тяжесть. Слезы высыхали на щеках Ани.
– Ху! – восклицала она вместе с остальными на каждом прыжке. – Ху! – и снова стремление вбить в этот пол всё, что мешало подпрыгнуть выше. – Ху!
Постепенно лицо её разгладилось. Произошла новая смена мелодии на проигрывателе, теперь она звучала более музыкально. Люди вставали ровно на своих прежних местах. Кто-то раскачивался, кто-то начинал танцевально ходить. Некоторые садились на пол, а один парень лёг во весь