Ирина: Вам было тогда 16 лет? Вы уже пели?
Криста: Дело было так: та женщина распределила нас по разным домам. У крестьянина, в чьем доме оказалась я, была гостиная комната, она использовалась только по воскресеньям, и там стояло пианино.
Ирина: В крестьянском доме – пианино?!
Криста: Только на нём никто не играл. И моя мама стала давать мне уроки пения. Мы прожили в деревне один год, и в 1945-м, когда закончилась война, эту местность заняли американцы.
Было забавно – мой отец из Вены, мать из Берлина, но они уже были в разводе. Мы пошли в американский паспортный стол, чтобы заявить свое гражданство, и моя мама сказала: я замужем за австрийцем из Вены, я и моя дочь – австрийцы. А мой отец сказал: я из Германии, и его записали немцем. То есть мы могли тогда сказать, что мы чехи или, там, египтяне. Было совершенно всё равно. Так мы с мамой оказались австриячками, и поэтому я здесь. Моя мама была гораздо больше австриячкой, чем мой отец. После их развода я всё время была с мамой, и мама преподавала мне вокал. Мы жили в одной комнате, потому что все было разрушено, домов не было, так что заполучить комнату была фантастическая удача.
Ирина: Насколько я понимаю, у вас с матерью были очень близкие, бесконфликтные отношения.
Криста: И да, и нет. Как-то раз я ей сказала, что она у меня как тренер олимпийской сборной.
У неё был очень красивый голос, она тоже пела с Караяном. А мой отец был этакий мачо. Он говорил ей: на первом месте у тебя должен быть я и твоя дочь, потом пара мест свободных, и только потом твоё пение. Но развелись они не из-за этого. Мой отец просто нашёл себе барышню помоложе. Мама всегда говорила мне: если у тебя есть талант, есть голос и музыкальный слух, то грешно это всё не использовать по назначению. Ты должна стараться, должна быть дисциплинированной. Мне вспоминается очень точное определение Даниэля Баренбойма – «проклятие талантом».
В 17 лет я уже подписала первый контракт и должна была всегда быть в голосе, то есть не пить, не курить, слишком много не говорить. Мои школьные подруги ходили на танцы, а у меня в 10 утра каждый день репетиция. И в этом смысле молодости я была лишена.
Ирина: Может быть, поэтому вы сохранились таким энергичным человеком?
Криста: Навёрстываю упущенное. Но вообще-то молодость, она у человека в голове, не правда ли? И возраст тоже в голове, если, конечно, человек не болеет. Но у меня, насколько я знаю, всё в порядке.
Ирина: Возможно, ваша мама мечтала реализовать в вас то, чего не смогла сама?
Криста: Именно так. То, что не смогла сама, она проживала во мне. Мы даже исполняли одни и те же партии, у нас и тембр голоса совершенно аналогичный. Она пела «Фиделио» с Караяном, и потом, тридцать лет спустя, я пела «Фиделио» с Караяном.
Ирина: