Теперь она сидела в своём старом, глубоком кресле, стоявшем около деревянного, покрытого скатертью стола, на котором стояла ваза с увядшими тюльпанами, и смотрела в окно, ожидая своего, всегда одинакового, завтрака – чашки чёрного кофе, теплого тоста из белого хлеба с маслом и сыром и тарелочки с мелко порезанными сезонными фруктами, которые она ела целый день. Сегодня это были груши – стоял август, и первые скандинавские, чуть жёсткие, но ароматные груши появились в магазинах.
Покупки делались раз в неделю – центрально, согласовывая с Эстер необходимое количество закупаемого, но ее аппетит был небольшой, поэтому скапливалось много остатков, которые она просила беспощадно выбрасывать, помня старое правило, что только свежая еда может ещё поддержать уходящие жизненные силы в ее хрупком, костлявом теле с отвисшей грудью и больными, распухшими ногами.
Завтрак Наталья оставляла на столе и уходила до обеда – у неё было четыре клиента в их доме. Эстер взяла с подноса чашку с кофе, но не удержала в чуть дрожавшей, старческой руке, и кофе вылилось ей на колени. Кофе был не горячий, но мокрота, быстро добравшись до ее трусов, принесла ей первые неприятности. Эстер нажала на кнопку прибора, висевшего на ее старческой, по-черепашьи тонкой шее, и уже через мгновение в ее комнату вошёл дежурный. Это был мужчина, чёрный африканец, работающий в доме престарелых уже пять лет.
Она так и не привыкла к этим мужским сиделкам, купающим и переодевающим немощных женщин в этом доме, но делать было нечего – она указала ему на чашку и на свою залитую кофе юбку и попросила его переодеть её.
Он подошёл к её встроенному гардеробу, открыл его и вынул три юбки. Она выбрала голубую. Трусы он выбрал для Эстер сам – бело-розовые. Он помог Эстер приподняться на кресле, расстегнул ей юбку и снял её через голову. Ей было не стыдно, но неудобно сидеть здесь, перед ним, в грязном нижнем белье и подгузнике, залитых утренним кофе, но она вздохнула про себя и смиренно помогла ему снять трусы и промоченный кофе подгузник.
Перед ним открылась её дряблая кожа старческих ног и вялый, вывалившийся в межножье, клиторис, но он профессионально приподнял её со стула и ловко застегнул новый подгузник. Потом одел трусы и юбку.
Эстер чувствовала себя странно от этой помощи постороннего мужчины, который не видел в ней больше ни капельки от той женщины, которой сделал её когда-то бог. Для него она была андроидом, бесполым существом, которое он обслуживал профессионально и за деньги, но к которому относился как к цветку в горшке – безразлично и бездумно.
За время этого визита он не сказал ни слова и только перед уходом, формально, пожелал ей хорошего дня.
– Да!