– Не много ли вы на себя берете? – возмущенно воскликнул он, Михаил Анатольевич говорил мне о вас как об умной, деликатной женщине…
– А мне о вас как о трезвом и деловитом…
– Ну, знаете… – Буторин резко встал и направился к двери.
– Куда бы вы не обратились, Игорь Семенович, вам обязательно зададут те же самые вопросы, хотите вы того или нет.
– Посмотрим…
Буторин гневно хлопнул дверью.
– Ну и фрукт! – выдохнул Аликер, точно в течение всего разговора задерживал дыхание.
– А что я могу сделать, он просто отказывается говорить, хотя утверждает, что пришел именно за этим.
– Ну и выдержка у вас, Валентина Андреевна! – восхищенно сказал Мамедов.
– Да какая там к черту выдержка, – махнула рукой Валандра, подожди, сейчас этот фрукт еще настучит на меня Анатоличу.
– А вы-то тут при чем? – Алискер вопросительно посмотрел на Вершинину.
– У сильного всегда бессильный виноват…
– Это вы-то слабая, – усмехнулся, качая головой, Мамедов, – все бы такими слабыми, как вы, были!
– Я, Алискер, имею в виду социальное положение и…
– Классовое сознание? – рассмеялся Мамедов. – Вы ведь сами в это не верите…
– Во что? – рассеянно спросила Валандра, которая думала о своем.
– В то, что чем выше стоит человек на социальной лестнице, чем больше привилегий имеет, тем он менее уязвим…
– Смотря для чего уязвим, – как-то отрешенно проговорила Вершинина.
– Для того, от чего не могут спасти даже гигантские денежные суммы: дурной характер, горе, болезни, смерть, наконец.
– Ты, Алискер, во многом, без сомнения, прав, только как быть с горем тех, например, африканских матерей, чьи дети умирают от голода, с болезнями тех, кому отсутствие определенной денежной, как ты выразился, суммы мешает излечить их и не отправится к праотцам и т. д., и т. п.
– Я не спорю с этим…
– Ты хочешь сказать, что рассуждаешь о социальной иерархии с позиции Диогена…
– Лаэртского?
– Синопского, именно он жил в бочке.
– Да, лет пять назад я читал роман об Александре Македонском и когда дошел до того места, где он просит показать ему знаменитого Диогена, жившего в бочке, я чуть живот от смеха не надорвал. Приводят, значит, Александра к Диогену, а тот в это время у бочки растянулся и лежит себе – в ус не дует. Македонский, подходит к нему и спрашивает, что я, мол, для тебя могу сделать? А тот невозмутимо так отвечает: будь добр, отойди в сторонку, не загораживай солнце.
– И воскликнул великий полководец и царь: «Если бы я не был Александром, то, клянусь Зевсом, хотел бы быть Диогеном!» – закончила Валандра.
– Вот именно, – удовлетворенно сказал Мамедов.
– Только мы, Алискер, не киники, а Буторин – не Александр, хотя он и считает себя, не менее великим, чем предводитель македонцев.
Тут в кабинет без стука вошел