Конечно, дача – это не «парадиз» помещичьей усадьбы. Тем не менее в ней оживала идея слияния природы и культуры как пути к достижимой практической истине жизни. Дача в своей реализации отставала от лучших образцов помещичьей усадьбы. Однако в своей социальной сущности она стала очевидным движением в сторону потенциального «парадиза» для всех. Советский человек, осознавая себя в связке с Природой ее составной частью, обретал истинную стратегию жизни. Но можно ли утверждать, что наблюдаемые сдвиги в самосознании определенных групп населения указывают путь к идеалам пасторали как истинной конечной цели цивилизационной эволюции? Не являются ли эти сдвиги простым рецидивом тех настроений, которые возникали на переломе XIX и ХХ вв.?
Н.Т. Пахсарьян отмечает, что «рубеж XIX–XX столетий был как раз временем необычайного всплеска пасторальной тематики во всех видах искусства»1, что не могло не оказывать влияния на общественное самосознание. И вместе с тем этот поворот нес в себе ощущение явной «ненормальности», что со всей очевидностью проявилось в произведениях писателей-символистов Хуана Рамона Хименеса «Платеро и я» (1914) и Андре Жида «Пасторальная симфония» (1919)2. Носитель пасторальной идеи в произведении Хименеса воспринимается окружающим миром как «помешанный», ведущий разговоры с осликом, ощущающий органическую связь с животными, с деревенскими дурачками, проявляющий в своем поведении тип некоего «идиотизма», юродства. Героиня «Пасторальной симфонии» А. Жида Гертруда оказывается слепой с безличным и тупым выражением лица, в котором проявлялись своего рода святость, библейская слепота безгрешного существа. Сам А. Жид писал, что пасторальная симфония – «это критика определенной формы лжи человека самому себе»3.
Восприятие пасторальной симфонии как «лжи самому себе» на фоне прогресса техники и формирования потребительского парадиза вполне объяснимо. Возникающая тенденция сакрализации природы подталкивает к формированию нового взгляда на технику, к коррекции цивилизационных намерений. Для того чтобы «пасторальная ложь» вновь стала восприниматься как «истина жизни», необходимо было прожить ХХ век, увидеть технику в ее экстремальных проявлениях.
Отречься от техники было уже невозможно; но казалось возможным изменить главную цель техники. Главная цель техники могла быть определена как совершенствование природы, формирование единства, гармонии отношений человека с природой, где и человек и природа выступают по отношению друг к другу как равноправные партнеры. Правильность этого взгляда,