вперёд? Да, что же там увидишь! —

      Но, может, лучше терпкое винцо

      Пить, вспоминая тех, кто, будто, в Китеж

      Уехав, не напишет письмецо.

      Или, покуда день лениво киснет,

      В туман сентябрьский солнце унося,

      Причёсывать растрёпанные мысли, —

      С растрёпанными дальше ведь нельзя.

      Одно лишь понимаю – нынче с толку

      Я сбит и малость, кажется, раскис

      Средь огоньков, разбитых на осколки,

      На мокрых тротуарах городских.

      Печальной скрипкой влажный ветер плачет,

      И шляется за мною по пятам,

      А наступивший вечер пуст и мрачен,

      Как выжженный пожаром Нотр-Дам.

      Мир без друзей пустеет понемногу,

      И вянут дни, как осенью цветы.

      С минувшим веком мог идти я в ногу,

      Но спотыкаюсь с нынешним, увы.

      «Знать, эпоха не та…»

      Знать, эпоха не та

      Или нравы не те, —

      Пустота, пустота, —

      Я один в пустоте.

      Город в лужах блестит,

      Тусклы лишь фонари.

      Сколько раз: отпусти, —

      Пустоте говорил.

      В лабиринтах пустых

      Этих улиц без чувств,

      Отпусти, отпусти, —

      В ночь глухую шепчу.

      Пустота по стопам

      То за мной, то – во мне,

      А душа, как стакан,

      Где ни капли на дне.

      Живерни[2]

      В часы, когда для сердца нет комфорта,

      Припомни пруд, где лилии цветут,

      Чьи лепестки, как будто газ в конфорках,

      И там – поодаль, и поближе – тут.

      Они тебя наверняка согреют,

      Пускай не так, как в кухне иногда,

      Когда метель случалась и в апреле,

      Не выпуская землю из-под льда.

      Но не о том я времени и месте

      Или, вернее, о местах не тех,

      Где, зябнув в одиночку или вместе,

      Винить судьбу считали б, право, – грех.

      Нет, тут я о цветах, что были летом.

      Недавним. Только память оживи,

      Как сразу же появится в берете

      Моне, японский мостик в Живерни.

      И будет снова воздуха дрожанье,

      Балет стрекоз, зависших над водой,

      Палитра сада – та, что, право, жаль лишь,

      Поскольку невозможно взять с собой.

      Володе Загребе, прощальное

      Поэта – далеко заводит речь

М.Цветаева

      Скрылся в небе верблюд крылатый,

      «Плач-парад»[3] отзвучал и стих.

      Под наркозом в больничной палате,

      Может быть, думал ты и о них.

      Как на марле кровавые сгустки,

      Мне казались твои слова,

      Словно с неким клеймом петербургским

      И дантесовского ствола.

      Прежде шутками, пусть горьковатыми,

      Всё же чаще был мечен твой слог.

      Только слишком далековато

      Этим летом всё унесло!

      А во мне, право, что-то треснуло…

      Да, такая вот карусель:

      Голова