Святая Анна свой возносит шпиль.
В дождливое утро
Сегодня дождливое утро,
смывая былые условности,
скупою слезой по асфальту
следы превращает в шарж
и, сглаживая неровности,
не соблюдая стандартов,
с особым дождливым тактом
наносит дневной макияж.
Пьют розы небесные струи,
и, удивляя активностью,
заманчиво пахнут фиалки;
в реке, под проёмом моста,
знакомые с детства русалки
играют с простой наивностью,
молчат промокшие галки.
А ты идёшь без зонта.
Городское утро
Добропорядочная улица
расписывается
на городской стене,
погода туманом хмурится,
рассвет улыбается мне;
и зеркало местной лужицы
отражает утра пастель —
туманною декларацией
сыплет черёмух метель.
Золотой канителью вышиты
многомерные крыш паруса,
и в нежданном трёхстишии
первобытных племён голоса;
а в балконные окна
пухлым тельцем
стучится шмель —
и прекрасна погода,
и любви постоянный хмель.
Над аркой постмодерна
Над аркой постмодерна
напряжённо
скользящее пространство бытия,
придерживая облако в ладонях,
корёжится,
угрозы не тая, —
и прецедент для осознанья
создан,
а слово едким жалом острия
метафизически
пронизывает воздух,
питая слёзы тихого ручья.
В рассветных травах
спят сюиты Баха
и предвкушают музыкальный пир;
в музее Прадо стынущая Маха
волшебным станом
поражает мир.
Города
Красные… жёлтые города
прорастают ночными звуками,
непрестанно и гулко
стучат
и стучат поезда,
а сова по-совиному ухает.
Ночью бредит мечтами
таинственный сад,
заколдованный
птичьим пением,
тубероз изысканный аромат
затаённое будит волнение.
В распростёртой ночи
так приятно молчать,
и в томленьи парить под звёздами,
и, срывая
запретную снов печать,
шифровать листки метакодами.
И любовью окутанная строка,
в шлейфе слов
скользя зачарованно,
романтично
взмывает стихом в облака,
и я звёздами зацелована.
Багрянец теряет цвет
Багрянец теряет свой цвет
лунной ночью,
сосуд лазуритовый мелок,
предметы на ножках – короче,
и свет на воде
отражается лунной дорожкой,
реальности нет —
незаметны