– Звучит, – ответил подозреваемый.
Неожиданно он ссутулился, опустив плечи, как-то осел на табурете и, шмыгнув носом, размазал по щеке выкатившуюся слезу. Сегодня он не вспоминал ни об адвокате, ни о своих гражданских правах. Повернув к следователю свою морду, распухшую от побоев, начал без остановки шпарить о последних трех сутках, проведенных в камере следственного изолятора, находившегося во внутреннем дворе комплекса зданий ГУВД на Петровке.
Соседями по четырехместному боксу оказались два бессловесных мужика, мокрушника, и здоровенный, как сейф, молодой отморозок то ли по кличке, то ли по имени Кныш. Это настоящий садист, которому давно пора намазать зеленкой лоб. И прислонить к теплой стенке. Потому что такие фокусы разве что в гестапо выделывали.
– Только и слышишь от него: сними с меня кроссовки, – забыв о сигарете, тараторил Полипов. – Через пять минут: надень кроссовки. Помаши газетой – ему жарко. И все время бьет смертным боем. Придушит меня и сидит лыбится, пока я на полу корчусь… И норовит по голове ударить. А у меня голова и так… Слабое место.
– Да, голову беречь надо, – рассеянно отозвался Девятки, кажется, витавший в облаках. – Одного моего знакомого, профессора астрофизики, жена во время ссоры ударила сковородкой по голове. Думали, это всего лишь синяк, а это – трагедия жизни большого ученого. Теперь он раздает рекламные листовки у метро. На большее не годится.
– И я этому гаду говорю: хоть по репе не бей. А он… Сука, тварь такая. Нарочно…
– Странно, никаких замечаний в журнале нет, – рассеянно ответил Девяткин. – Я специально посмотрел, потому что ты и в прошлый раз жаловался. И Кныш вроде парень смирный.
– Что там в журнале смотреть, вы на меня посмотрите. Хотите рубаху и штаны сниму? На мне живого места не осталось. Я ведь не сам себе три зуба выбил и бока намял. Я пикнуть в камере не могу. У него руки, как мои ноги. А шея как у колхозного бугая. А за щекой он прячет бритвенное лезвие. Умоляю: переведите меня в другую камеру или отправьте в Бутырку или в «Матросскую Тишину».
– Хорошо, я проверю. – Девяткин что-то чиркнул на листке. – Если Кныша заметят… Нет, лучше я с ним сам строго поговорю. Чтобы руки не распускал.
– Тогда он меня точно на куски порвет, – вздохнув, Полипов с сомнением посмотрел на следователя: кажется, этот тип не сумеет строго поговорить с собственной бабой. Сопля на заборе, а не следак. И угораздило на такого попасть.
– Не порвет, – успокоил Девяткин и, неторопливо разворачивая бланки протокола допроса, выдал домашнюю заготовку. – Кстати, тебе не Кныша надо бояться. По иронии судьбы в соседней камере оказался некий Нико Гендзехадзе, – следователь выдержал паузу, чтобы слова дошли до самого сердца Полипова. – Да-да… Тот самый грузинский авторитет, у которого ты по незнанию пять лет назад