Она не знала тогда, что ее «доморощенный рыцарь» пошел вступаться вместе с другом за свою девчонку, втянутую в грязные дела, а попал в руки к опытной бандерше, имевшей крепкие связи в милиции. Мария молила эту женщину отозвать заявление, тем более что именно ее сына та и не обвиняла особо, но вот второй «заступник» посмел угрожать ей ножом… И этот факт решил все… Крышующие ее бизнес приятели в форме быстренько обтяпали групповой разбой – и все трое девятнадцатилетних искателей правды получили… по десять лет строгого режима! Гораздо больше, чем за убийство или изнасилование, которые никто из них не совершал… Как после оглашения приговора у Марии не разорвалось сердце прямо в зале суда, как горько зарыдал ее муж, она не помнила. Зато перед глазами долго стояла сцена, как, выйдя с предыдущего слушания, пожилая мать упала без сознания прямо в коридоре…
…Контроль и досмотр Мария прошла на удивление благополучно. Молитвы ли помогли, высшие ли силы или удачно и вовремя отданная взятка… Скорее, все вместе. Ее никто не ощупывал, не лез слишком пристально в огромные сумки. Молодой охранник даже помог ей донести тяжести до ближайшего «закутка» из решеток, где у нее отобрали паспорт и продержали в ожидании еще минут двадцать. Да уж, в этом зарешеченном мире никто никуда не торопился, словно время за забором изменяло свой ход. Наконец ее провели в отдельно стоящее приземистое здание, в котором вдоль короткого коридора по обе стороны были двери в комнаты для свиданий. Поодаль у стены стоял покрытый грязной клеенкой небольшой стол со старой электроплиткой и несколькими мисками. Вот и вся «кухня». Войдя в отведенную комнату-пенал, будто в купе поезда – две узкие кровати по сторонам, два стула и колченогий стол, – Мария даже не удивилась. Она так и представляла себе эту «обитель для жалоб и слез» с обшарпанными стенами и истертым полом. Однако у нее были свои идеи насчет этого унылого «интерьера»…
В волнении она мерила шагами узкий проход, не мысля даже присесть после многочасового стояния в очереди, ожидая того заветного мига, когда обнимет сына наяву, а не в своих снах. Материнская любовь билась в ее сердце с такой неистовой силой, что выпусти она ее наружу, то затопила бы этой энергией всю территорию зоны, всех несчастных и обделенных, страдающих людей. Но в тот долгожданный момент она была предназначена только ему одному. Ее единственному сыну…
Дверь в комнату открылась, конвойный отступил в сторону, пропуская вперед высокого, очень худого, бритоголового юношу