***
За окном шел снег – весенний морозный бунт, не отпускающий на волю тепло. Я кончиками пальцев проводил по стеклу окна и ощущал холодок. Окно запотело, взгляд неотрывно следил за линией, которую оставляет мокрый мягкий палец. Как приятно ощущать в теле тепло. Все-таки очень хорошо маскирует леденящую тревогу.
Вацлав был приветлив – как и всегда. Я обернулся и спрыгнул с подоконника тут же, как только он меня окликнул. Наблюдение за Вацлавом доставляло особенное удовольствие. Нравилось изучать глубину морщин на лице старика. Гамму тусклых седых волос, которые диким взрывом разлетались во все стороны. Хотелось взяться за кисть, краски и запечатлеть, именно запечатлеть, а не изобразить, этапность красоты увядания. Удивительно, как время оставляет отметины.
Как же так. Слишком тяну с паузой, но ничего не могу поделать – трогаю собственное лицо, ощущаю и представляю старение. Вацлав снова приветливо меня подзывает.
Зафиксировал смятение в лице Вацлава. Старик кружил по воздуху носом, будто пытался унюхать, что со мной происходит. Или подбирал нужный для обзора ракурс. А когда поймал мой взгляд, тут же опустил плечи, расплылся в улыбке и смахнул исследовательский интерес с лица. Я прекратил витать в облаках и с усилием сконцентрировался на том, какие там слова подбирает Вацлав. Кажется, старик заметил эту неловкую натужность.
– Не в духе сегодня?
– Ерунда, дорогой Вацлав, – дивился самому себе, тому, как легко удавалось говорить звонко и бодро, учитывая странные мысли, которые кружили в голове.
Я огляделся по сторонам. Проверил все ли в порядке. Обычное дело – следить за порядком. Провел кистью по воздуху в направлении столика, на котором стояла чашечка кофе. Аромат тянулся и распространял свой терпкий шлейф по всей светлой рабочей комнате. Снова провел анализ, все ли в порядке. Стеклогибкий планшет скручен и поставлен на электросберегающий режим. Чертежи с новыми разработками Вацлава тоже скручены – покоятся в тубусах. Карандаши наточены – как любит Вацлав, ножом. Проверено. Сделано.
Вацлав дружески кивнул и подошел к столику. Чуть замедлил шаг на пушистом белом ковре, который очень любил. Выбирали ковер вместе – я определил подходящий для мастерской тон. Вацлав нарядился в отутюженные мною твидовые брюки и кремовую рубашку с длинными рукавами, которая в свете утреннего солнца напоминала луговой цветок. Последние восемь месяцев носил только рубашки с длинными рукавами, а порой – свитеры с высоким горлом. В заметках я оставил запись, что Вацлав может стесняться лишенной упругости кожи, которая стала напоминать гармошку. Осмотрел волосы на затылке – средство от облысения помогло, тоже указал в заметках – рядом с пунктом о коже. Нужно присмотреть крем.
Вацлав плюхнулся на стул, вытащил из нагрудного кармана планшет и двумя легкими касаниями указательным пальцем развернул гаджет. Растянулось бледно-голубое полотно, на экране заскакали обзоры рецензий в дизайнерских и интерьерных журналах, сводка главных мировых новостей, курс валют, прогноз погоды, а еще выскочило маленькое окошко со спамом, сигнализирующим о выгодной поставке оружия, микросхем и деталей для процессоров. Смахнул назойливую рекламу мизинцем, а свободной рукой плавно указал в мою сторону. А спустя миг – одарил меня лучезарно-упоительной улыбкой. Провел игривыми пальцами по воздуху и жестом пригласил устроиться напротив – будто специально повторил движения, которыми я угостил его несколько мгновений назад.
Чем-то встревожен. Очевидно. Кожа над бровями сложилась в домик, а губы смешно вжались в помятое жизнью лицо. Вацлав пробормотал себе под нос язвительные замечания. Тихую речь я разобрал без труда, но из вежливости поинтересовался, с чего такая обеспокоенность. Аренда зданий, твердил он, дорожает, бюрократы имеют всех. Я улыбнулся – из вежливости. И чтобы дать то, чего так хочет старик – образ беззаботного завтрака.
– Иди причешись, – сказал он, и я без промедления вышел из мастерской.
Я – идеальная картинка, которая напоминает Вацлаву о том, как когда-то он был хорош. Черные волосы лоснятся от шика, а грудь пышет здравием и силой. Щеки налились здоровым румянцем, губы напоминают цветом спелую вишню, а глаза сверкают жизнью. Старику неприятно видеть совершенство и вечную молодость. Или слишком сильно заботится о возрасте.
Расчесал идеальные локоны, распрямил клетчатую рубашку на стройном теле и убрал несколько ворсинок с брюк. Наклонил голову вправо и влево. Размял руки. И в один миг замер и прервал утренний ритуал. Что-то смущало во внешнем виде. Снова потянул шею, провернув круговой маневр головой. Идеально ровная черная полоса выглядывает в ямке ключицы. Будто шов, мастерски оставленный хирургом. Потянулся пальцами к чужеродной нити, но тут же одернулся – от отрезвляющего ум стука в дверь.
Возвращать взор нелепице у шеи не стал. Бросил затею исследовать внешние неполадки и вернулся к утреннему ритуалу. Застегнул рубашку до конца, чтобы скрыть отметину. Похлопал по плечам, дабы очистить рубашку от опавших волос. И вышел из