– Laurentius Storioni Cremonensis me fecit, тысяча семьсот шестьдесят четвертый.
– Отчего ты написал «Кремонец»?
– Потому что горжусь этим.
– Это – твоя подпись. Ты должен будешь одинаково подписывать все свои скрипки.
– Я всегда буду гордиться тем, что родился в Кремоне, маэстро Зосимо.
Старик, удовлетворенный, отдал инструмент автору, чтобы тот убрал его в футляр.
– Никому не говори, откуда у тебя эта древесина. И купи ее с запасом, чтобы хватило на несколько лет. По достойной цене, если хочешь иметь будущее.
– Да, маэстро.
– И не оплошай с лаком.
– Я знаю, как работать с лаком, маэстро.
– Знаю, что знаешь. И тем не менее – не оплошай.
– Сколько я должен вам за древесину, маэстро?
– Ничего. Сделай мне только одно одолжение.
– Я полностью в вашем распоряжении…
– Держись подальше от моей дочери. Она еще совсем девочка.
– Что?
– Что слышал. Не заставляй меня повторять. – Зосимо ткнул рукой в сторону футляра. – Или верни мне скрипку и древесину, которую не потратил.
– Хорошо, я…
Лоренцо побледнел и сравнялся цветом со своей первой скрипкой. Юноша не осмелился встретиться взглядом с маэстро и вышел. В мастерской Зосимо Бергонци стояла тишина. Лоренцо Сториони провел несколько недель, с головой погрузившись в процесс нанесения лака. После чего начал новую скрипку. Все это время он размышлял над ценой, запрошенной Зосимо. Когда скрипка зазвучала как должно, месье Ла Гит, который все еще торчал в Кремоне, получил возможность любоваться легким каштановым оттенком лака – того, что отличал инструменты Сториони. Потом он передал скрипку молчаливому худощавому юноше, тот взял смычок и дотронулся до струн. На глаза Лоренцо Сториони навернулись слезы: от звука скрипки и из-за Марии. Это был самый прекрасный звук, который только мог быть. Мария, я люблю тебя. Столько непредвиденных слез и флоринов прибавилось к начальной цене…
– Тысяча флоринов, месье Ла Гит.
Несколько весьма неловких мгновений Ла Гит смотрел ему в глаза. Затем мигнул и перевел взгляд на худощавого молчаливого юношу. Мальчик опустил веки в знак согласия. Сториони подумал, что мог бы потребовать и больше, но этому еще предстоит научиться.
– Мы не сможем