– Ты прям как «Рабочий и колхозница». – Пауза. – Только без рабочего пока.
Девушка смутилась и вернула табуретку на пол.
– Или не умеешь гвозди топором вынимать?
– Всё я умею, – хмуро бросила Лера.
После чего осмотрела раму, вставила лезвие в щель и навалилась на рукоять. По ушам резанул длинный скрип, но гвозди поддались, и фрамуга отворилась, впуская в затхлое помещение свежий августовский воздух, напоённый запахом яблок и трав.
– Молодец, крепкая, – одобрила старушка. – Ты откуда у нас взялась?
– Из Тихвина, по распределению приехала, – брезгливо стряхнув налипшую на руки паутину, ответила Лера. – ИЗО в школе преподаю и МХК…
– Чего-чего?
– Рисование и… И рисование, короче.
– А‑а‑а… Ходил ко мне рисовальщик… – Судя по всему, Агафья Михайловна была одинокой, давно одинокой, и пользовалась любой возможностью для разговора. – Афиши в Дом культуры рисовал про кино и концерты разные. Но непутёвым оказался – пьющим. В общем, прогнала я его.
– И правильно.
– Знаю.
Старушка строго посмотрела на девушку, но та ответила предельно твёрдым взглядом, надёжно подтвердившим, что она, товарищ (или госпожа) Кудрявцева, не какой-нибудь рисовальщик и путь свой отлично знает.
И путь сей был сопряжён со средним российским образованием.
– Учительница, значит?
– Ага.
– Грамотная…
– Ага.
– Молодая…
– Как видите.
– Вижу я, что берёзу надо давно спилить, – пробурчала старуха, кивая на кривую знакомую Леры. – Совсем из-за неё темно.
– Да пусть растёт…
– Мужиков водить будешь?
– Э-э… – Резкие переходы с темы на тему и так-то сбивали с толку, а этот вопрос и вовсе вывел девушку из равновесия. – А в Озёрске есть приличные?
– Искать надо, – улыбнулась старушка. – Я не нашла.
Она цокнула языком и, не прощаясь, направилась к выходу, легко помахивая прихваченным топором, Лере оставалось лишь развести руками.
А затем оглядеться, прикидывая, во что станет ремонт и что нужно купить, вздохнуть – до начала занятий оставалась всего неделя, – запереть все двери и тоже уйти, поскольку ночевать в своей новой обители девушке решительно не хотелось.
Выйдя из подъезда, она подняла голову – тёмное окно комнатушки показалось жуткой беззубой пастью, старческой пастью, – и вдруг почувствовала спиной чей-то взгляд, резко обернулась…
И никого не увидела. Маленький дворик пустовал, и лишь постукивающие по стеклу ветки оживляли его тишину.
И пустоту.
– Город маленький, а пытается вести себя как большой, – тихонько произнесла