Во-вторых, открытка была французская, изготовлена в Париже и изображала женщину со знаменем в руках, за спиной которой падал раненый солдат, рушились от взрыва какие-то строения…
Дмитрий быстро перевел с французского заглавие: «Жукова спасает полковое знамя». И текст: «Бомбардировка Владивостока японцами. Бомбардировка нанесла только небольшой ущерб и кроме пяти раненых солдат, других жертв не было.
Артиллерийский снаряд, взорвавший в доме полковника Жукова, ранил осколками часового, который крикнул, чтобы помогли жене полковника, спасавшей знамя полка».
«Ай да журналисты! – подумал Дмитрий. – Быстро отреагировали».
За свой подвиг Жукова поощрения не получила, а командир 30-го Восточносибирского стрелкового полка полковник Жуков в мае 1904 года за отличие по службе Высочайшим указом был произведен в генерал-майоры и назначен на должность коменданта Николаевска-на-Амуре и его укреплений.
В одном из своих писем в Америку знакомая Мацкевича, Элеонора Прей, писала:
«Вообразите себе снаряд, выпущенный [во время обстрела] с корабля на расстоянии, по крайней мере, десяти миль, который вошел в верхний угол помещения, где сидели две женщины и трое детей… рассек тело одной из женщин надвое, разнес по пути стол, затем пробил стену и разорвался во дворе, и ни у одного из других людей не было даже царапины…Более ста пятидесяти снарядов было выпущено по городу, и каждый стоит не менее пятисот долларов золотом, так что обстрел должен был обойтись примерно в сто тысяч, и все это за жизнь единственной бедной женщины. Воистину, война ужасна!..
Третьего дня, к моему величайшему удивлению и удовольствию, ко мне пришел лейтенант Каган – впервые за два месяца. Был его день рождения, и он находился в городе. Они дислоцированы в форте Линевича, что в нескольких верстах от города, и там во время обстрела разорвалось четыре снаряда, не причинивших вреда, за исключением крыши одного дома. Он прислал мне осколок одного из них, и я была так рада, ибо Тед (муж Элеоноры. – Прим. авт.), так старался раздобыть такой осколок, но не смог».
Проходя по Пушкинской от дома, где он снимал комнату, до Адмиральской пристани, Дмитрий всегда любовался домиком необычной архитектуры, прилепившимся к сопке, словно ласточкино гнездо, в самом углу улицы. Однажды он остановился около домика как раз в то время, когда из него выходил его хозяин, среднего роста, крепкий на вид мужчина с черной, как смоль, бородой.
Раскланявшись, они познакомились и разговорились. Хозяин домика на Пушкинской оказался весьма любознательным человеком. Ну, а каким же быть пионеру дальневосточной журналистики, одному из первых поэтов Владивостока, издателю и писателю Николаю Петровичу Матвееву (Амурскому)?
Николай Петрович пригласил Дмитрия в дом, но тот вежливо отказался, сославшись на то, что ему срочно надо быть на корабле.
После этого случая Мацкевич несколько раз все-таки заходил в гостеприимный дом Матвеева и