– Я, когда курю, отключаю аппаратуру, а дым выпускаю прямо в фильтровочную камеру. Если бы я вентиляторы не обесточила, то ничего бы не услышала… А эта парочка, наверное, выбрала оранжерею, потому что днем у нас никого не бывает. Встали за стойкой с клематисами, чтобы их не видно было. Там как раз одно из окон воздуховода спрятано, они этого не знали…
– Вот что, милая, давайте-ка мы с вами тоже встанем, – прервал я ее.
Цветочница послушно поднялась следом за мной. Встав, я посмотрел назад – все-таки не отказал себе в удовольствии, – как бы ненароком заглянул за растительную изгородь и обнаружил по ту сторону кустов двух старичков в форме национальной гвардии, смирно лежащих на топчанах. Форма была устаревшего образца. Поймав мой взгляд, ветераны дружно улыбнулись мне в ответ. Выдержка старых вояк не подвела. Очень доброжелательные такие старички, как и все в этом сказочном мире – доброжелательные в квадрате, чуткие в кубе. Но были ли они искренни? И что является бОльшим насилием над человеком, показная воспитанность или искренняя неприязнь?
А потом я заметил Марию.
Мой бывший начальник спускался по главной лестнице, напряженно глядя себе под ноги сквозь толстые стекла очков. Мария Ведовато собственной персоной, директор Юго-Западного отделения, служебный позывной «Дуче». Вечная трость, вечная седина. Живот, едва не выпадающий из брюк. Двигался он так, будто боялся упасть, и вообще, был он какой-то придавленный, сгорбленный, нездоровый, никак не вписывался он в общую идиллическую картину. Эк его согнуло, моего несгибаемого шефа, с жалостью подумал я. Да, сильно он постарел. Вот самое точное слово – постарел… Итак, Мария тоже оказался здесь. Это было потрясающе. Человек, стоящий на краю отставки, приезжает в рай за утешением. Или у него командировка? Опять Планета проявляет интерес к этому оазису, бывшему когда-то Страной Дураков и перепаханному под новые посевы? И где в таком случае Оскар, где их вездесущая тень, накрывшая с некоторого времени весь оперсостав Совета безопасности? Нет, потрясающим было не это, это как раз было банальным – сплетение интересов, подлый расчет, благородное недомыслие, – не то, не то. Но что тогда?
Было ощущение, будто кто-то выдернул всех моих прошлых знакомых за шкирку и нарочно закинул сюда, чтобы меня потешить. Вот и Строгов сюда переселился. Зачем? Бред, как известно, заразен, переносчиками являются простые человеческие слова. Тот сумасшедший возле вокзала, который тоже был моим знакомым, сказал: «Я во всем виноват», – тем самым втянув меня в этот спектакль, ибо чужую вину я принимаю только в доказанном виде; он же сказал мне: «Вы межпланетник, вы все поймете правильно», но пока я понимал лишь то, что всякая потеха имеет свои границы, и что теперь я не смогу успокоиться, пока не выйду за эти границы…
А потом Мария увидел меня.
И ничего не произошло. Он направлялся в ресторан, поэтому наши пути никак не могли пересечься. Мы не подошли друг к другу, не пожали друг другу руки, не пожелали