– Нас учат, что мы свободны, и что жить вниз головой – наш свободный выбор. Но я не уверен, моё сомнение. Меня терзает мысль, что мы стремимся не в ту сторону.
– Мудрость отцов для тебя ничто?
– Отцы так опытны в жизни. Нас рожают для того, чтобы мы стали опытными отцами, и мы всю жизнь идём по дороге опыта жизни.
– Но разве это единственный путь? – спросило сомнение.
– Мне нечего сказать тебе кроме того, что я уже знаю. Мне нечего дать тебе кроме того, что мне дал опыт и опытные отцы. Объясни, сомнение, почему мне тесно в опыте отцов?
Но сомнение лишь покачало головой.
– Нет. – сказала она – Нет, я не могу объяснить тебе то, чего ты не знаешь. Я умею только задавать вопросы, ответы же ты должен дать сам.
– Я чувствую, что опыт – не единственный путь. – говорил я – Я чувствую, что это комфортный путь, и вижу, что многие удовлетворяются им. Но, если опыт рождает покорность и стремление вниз, должно быть что-то ещё, что-то, рождающее стремление вверх.
– Что же это? Разве есть в мире нечто более свободное, чем знания и опыт? – спросила моё сомнение.
– Да, есть, сомнение. – сказал я. – И в этот раз я знаю, что ответить тебе. В мире есть нечто гораздо более свободное и освобождающее, чем знания и опыт. Это Мудрость, звенящая Мудрость, искрящаяся Мудрость. И если Мудрость устремляется ввысь, вверх, а не вниз, она должна быть самой высокой вершиной.
– Ты прав, поскольку считаешь, что прав. Поскольку эти мысли твои и ничьи больше. Но сможешь ли ты жить с ними? Как остаться в пещере тому, кто догадался о вершине Мудрости?
– Ты права, моё сомнение – соглашался я – я боюсь, что не смогу больше жить в пещере с устремленной вниз головой, и ходить по ней вверх ногами. Но если я покину пещеру, разве смогу я ходить вверх ногами по небу, которое лежит над нашими сводами? Ведь я упаду в него. Ведь я не приспособлен к тому, чтобы выйти из моей пещеры.
– Пойдём. – сказала она – Пойдём, и я познакомлю тебя со своим братом. Мы близнецы – я и он – мы появились на свет в один и тот же день, и, признаться, я уже скучаю по нему.
Она повела меня коридорами, повела залами, повела глубокими гротами. Я никогда не бывал в этой стороне подземелья, но ясно видел, что здесь властвовали нищета и сырость.
Наконец мы подошли к темному провалу, затянутому железными прутьями, и я понял, что это каземат, покрытый паутиной маленьких прислужников древности. Я взял со стены факел – боком, чтобы не обжечься – и хотел поднести его к прутьям, чтобы осветить эту мрачную камеру, но моё сомнение воскликнула:
– Остановись! Он боится света!
Я бросил чадящий факел, и он упал на потолок, разбрасывая снопы багровых искр.
К прутьям подошёл мальчик, похожий на сомнение. Он был очень бледен и смотрел на меня с недоверием.
– Он мне незнаком – тихо обратился я к девочке – за что его заперли здесь?
– Мой