Я без спросу вынимал тебя из корзины, носил на руках. Помню, иду иной раз по улице, а сердце ликует от счастья, что у меня есть ты, мама ругала меня, ссорилась со мной, но все без толку. Я безгранично любил свою маленькую дочку.
Тоска Эрика Бергмана по любви и самоутверждению ставила его в весьма подчиненное положение. Уже несколько лет назад брак дал глубокую трещину, и зимой 1916 года усталая, вымотанная Карин Бергман уехала в Лександ, в Корстеппанский пансион, чтобы набраться сил. Письма мужа к ней полны отчаяния. Он завидовал ее широкому кругу общения, ведь его собственный ограничивался Карин и Дагом. Пастор был одинок.
Я бесконечно страдал в то время, так как чувствовал, что между нами словно бы выросла огромная стена. Да, до чего же трудно выразить чувства словами. Могу сказать только, что вечером, лежа в постели, не раз мечтал проснуться не на шутку больным, чтобы ты пришла ко мне и я ощутил твою нежность и любовь, как минувшей весной.
Но остальные не разделяли Эриков восторг. Ведь теперь в семье было трое детей, нуждавшихся в родительском внимании. За четыре года Даг привык, что оно безраздельно принадлежит ему. Отец считал его своеобразным, поскольку этот ребенок называл анютины глазки в форсбаккском саду “маменькины глазки”, а в церкви во время проповеди мог громко сказать: “По-моему, теперь папеньке пора заканчивать”. В одном из писем к матери Карин Бергман сообщила, как муж подучил сынишку подходить к ней и говорить: “Милая маменька, Даг хочет маленькую сестренку!”, и обычно она отвечала, что не понимает, о чем он просит. “Ведь Дагу будет нелегко усвоить, что он не один. […] Он крайне ревниво относится ко всему своему, особенно к матери. Просто беда, когда ему нельзя быть с “милой мамой”.
Когда считалось, что Даг проштрафился, его наказывали принятыми в то время способами. Либо строгий отец учинял ему допрос, который, как правило, под угрозой альтернативного применения физической силы заставлял сына признаться и заканчивался прощением со стороны пастора, либо мальчика запирали в тесном чулане, чтобы он подумал над своим поведением. Но это не всегда приносило должный результат. “Вчера он сидел в гардеробной по меньшей мере полчаса и, выйдя оттуда, все равно послушался меня с превеликим трудом”, – писала Карин Бергман матери.
Если Эрик Бергман надеялся, что вместо второго сына Ингмара родится дочь, то теперь, когда на свет появилась Маргарета, его молитвы были услышаны. Даг, чьи позиции уже ослабли с рождением брата четыре года назад, писал в поздравительной открытке матери сразу после родов:
Мама, как вы себя чувствуете? У меня все хорошо. Ужасно, что появился еще один. Но, наверно, все уладится.
Не так-то все легко, как кажется. В “Волшебном фонаре” Ингмар Бергман рассказывает, как ревность запустила когти в его сердце.
Главную роль вдруг отдают толстому уродливому существу. Меня выдворяют с маминой кровати, отец сияет над орущим свертком.