Чуть было не уехали, но открылся «заговор». Милославские и Лопухины, родственники прокинутой царицы Дуни чего-то злоумышляли и мутили народ. Некий старец Аврамий нахально явился к царю и подал ему тетрадку с опросом общественного мнения типа: «Не могу поступиться принципами!». В тетрадке перечислялись все поступки царя, которые не по душе пришлись анонимному народу. Тут и плаванье по воде было, и всякая военная дурь, и поповские мозоли от корабельного дела, и семейное непостоянство царя. Завелись подрывные разговоры среди стрелецких полковников. Всё стало напоминать Петру недавнее детство. В страхе маниакальном, иван-грозновском, учинил Петр скорый сыск с тяжкими пытками. С пыток стало известно, что покойный Иван Милославский и сестра Софья подговаривали стрелецких полковников попросту убить Петра, а те и не возражали.
Вот досада! Сестру казнить нельзя – не принято, и Милославский избежал кары. Тогда Петр сочинил сценарий стрелецкой казни, к которой были приговорены три полковника – Соковнин, Цыклер, Пушкин (куда ни плюнь – везде этот Пушкин!), два стрельца – Филиппов и Рожин, и один казак Лукьянов.
4 марта на Красной площади построили каменный столп с намеком на столбовые привилегии бывшей «надворной пехоты». В этот столб вмазали пять рожнов – больших крючьев, какие сегодня мы можем наблюдать только в мясных рядах. В тот же день гроб князя Милославского был извлечен из могилы и с почетом – на свиной упряжке – выволочен в село Преображенское. Там гроб вскрыли, установили у эшафота, и стали рубить заговорщикам головы с таким расчетом, чтобы покойный главарь мог созерцать стеклянными глазами весь процесс, а кровь казнимых лилась бы прямо на него. Потом пять стрелецких голов были привезены в Москву и насажены на рожны новенького столба. Куда девали голову казака Лукьянова и что сталось с телами казненных и трупом Милославского, Историк умалчивает.
Ну, вот. Теперь с чистым сердцем можно было и в Европу!
10 марта выбрались из Москвы, долго по грязи ехали в Ригу. Здесь Петру не понравилось до тошноты. «Немцы» оказались прижимистыми, подозрительными, настороженными: «Проклятое место», – писал Петр. Рига была неплохо укреплена, зато войск (на будущее) запомнилось мало.
Приехали в Курляндию. Встреча с давним доброжелателем герцогом Курляндским получилась куда более тёплой. Здесь Петр впервые оказался на берегах Балтийского моря и был навылет поражен стрелой балтийского Амура, или скорее – Посейдона, – так полюбилась ему тяжелая сизая гладь весенней