– Ты думаешь? Знаешь, Фрэн, мне как-то не по себе: что, если…
– Не вижу почему, – сказала Фрэнсис, налила себе еще кофе и отхлебнула его с некоторым сомнением. – Понимаешь, ведь, в конце концов, мы за Норму не отвечаем, верно? Понимаешь, мы же не обязаны приглядывать за ней, кормить ее с ложечки и все прочее. Она просто квартирует с нами. Откуда такая материнская тревога? Нет, я беспокоиться не стану.
– Меня это не удивит. Ты ведь никогда ни из-за чего не беспокоишься. Только мое положение немножко не такое, как твое.
– Что значит – не такое? Из-за того, что квартиру снимаешь ты?
– Ну, оно у меня, если хочешь, несколько особое.
Фрэнсис в третий раз зевнула так, что у нее затрещало за ушами.
– Вчера я легла уж не знаю когда. Вечеринка у Бэзила. Жутко себя чувствую. Ну, авось черный кофе поможет. Налей себе еще, пока я весь не выпила. Бэзил не успокоился, пока мы не попробовали новые таблетки – «Изумрудные грезы». Только, по-моему, все это чепуха и не стоит того.
– Смотри, опоздаешь в свою галерею.
– А, ладно. Обойдутся. Никому и дела нет. Вчера я видела Дэвида, – добавила она. – Разодет в пух и прах и, нельзя отрицать, выглядит очень и очень.
– Неужели и ты не устояла, Фрэн? Он же невозможен.
– Да, я знаю, ты так считаешь. Ты ведь у нас пай-девочка, Клодия.
– Вовсе нет. Но твои друзья-художники мне не слишком нравятся. Пробуют наркотик за наркотиком и либо валяются без сознания, либо готовы лезть в драку с поводом и без повода.
– Я ведь не наркоманка, деточка, – сказала Фрэнсис, посмеиваясь. – Мне просто интересно на себе попробовать, что это такое. И многие там вовсе не так уж плохи. Дэвид пишет по-настоящему, когда хочет. Поверь мне.
– Только хочет Дэвид писать очень редко, так ведь?
– Ты все время точишь на него нож, Клодия. Тебе очень не нравится, что он приходит сюда к Норме. Да, кстати о ножах…
– Ну? Что о ножах?
– Просто не знаю, – медленно произнесла Фрэнсис, – говорить тебе или нет.
Клодия взглянула на свои часы.
– У меня нет времени. Скажешь вечером, если тебе надо мне что-то сказать. И сейчас мне не до того. – Она вздохнула. – Просто не знаю, как поступить.
– Ты о Норме?
– Да. Может, все-таки сообщить ее родителям, что мы не знаем, где она?
– Это было бы очень не по-дружески. Бедная Норма, почему ей нельзя сбежать куда-то, если у нее есть такое желание?
– Но ведь Норма не совсем… – Клодия умолкла.
– Да, действительно не совсем. Non compos mentis[11]. Ты ведь об этом. В эту жуть, где она работает, ты звонила? «Домашние птички», так, кажется? Ах да, конечно, звонила. У меня совсем из головы выпало.
– Так где же она? – жестко спросила Клодия. – Дэвид вчера ничего не говорил?
– Дэвид как будто ничего не знает. И вообще, Клодия, какое это имеет значение?
– Для меня имеет, – сказала Клодия, – потому что мой шеф приходится ей отцом. Рано или поздно, если с ней что-нибудь случится,