К утру Грозный тихо покинул гульбище. Вернувшись в кремлевские палаты, перед тем как отойти ко сну, вызвал писаря и продиктовал указ.
«Мы, Вседержавец Российский Иоанн IV Васильевич сим повелеваем открыть во всех крепостных городах Руси, где стоят стрелецкие дозоры, по питейному кабаку. Поить в них только ратных начальных стрелецких людей, думных и наместных бояр зельем Андрюшки Слободского. И поставить в тех кабаках тайный пригляд от опричного братства. Крамолы же, под действием зелья выболтанные, заносить в секретную книгу и препровождать государю в руки».
Уже в опочивальне, поглаживая крутые бедра и налитую грудь девки Глафиры, государь продолжал умиляться своим прожектом. Он не сомневался – доносчиков на Руси хватит. А не хватит зелья Андрюшкиного, купцы найдутся. Рецепт-то в руках царя.
Афанас Крупнин проснулся, ошалело вращая башкой. В мутных зрачках отражалось пламя большой жаровни. Под низкими сводами на дыбе корчился раздетый догола, залитый кровью здоровенный мужичина. Приглядевшись, Афанас узнал в нем Сашку Грядного, сотовари: ща по стрелецкой сотне. Тот висел в беспамятстве, и от него, как от кабана, зажаренного на вертеле, несло горелым мясом. Крупнин потряс чубом, отгоняя дьявольское наваждение. Он слыхивал, что новое зелье при слишком частом употреблении вселяет в христианина бесов, и решил: «Началось!»
– Очнулся, злодей… Вспомнил, как злословил о государевой немощи? – Два палача в кожаных фартуках стояли над ним и ухмыляли рожи. Афанас смекнул, что не спит:
– Где я, братцы?
– В теремах тайного приказа, пакостник. – Его схватили, поволокли на огромный, пропахший кровью деревянный стол, прикрутили ноги, руки и оскопили.
Часть первая
Два заводчика
Московская область. 1999 год. Сентябрь
Три черных «Мерседеса» в сопровождении милицейского «уазика» лихо пронеслись мимо поста дорожной инспекции и один за другим крутанули с трассы. Через пятьсот метров асфальт закончился, и водителям лимузинов пришлось давить на тормоза. Отчего весь кортеж окутало облако пыли и вынудило седоков наглухо задраить окна.
На переднем сиденье головной машины морщился от тряски Михаил Федорович Чумной. Еще год назад к нему обращались проще. Пьющая часть славного города Новомытлинск, составляющая девяносто девять процентов его мужского населения, величала Михаила Федоровича Чумой, а при панибратстве – Чумкой. Быстрый рост местного авторитета поражал