– Ну да, и пешком ходите, – покладисто согласился милиционер. – Работать устроились?
– В процессе.
– Не затягивайте процесс, сопьетесь, не дай бог.
– Я вообще не пью, – важно сказал Виталик. – Практицьски.
– Вижу.
– Вообще рад за вас. Все видите, все знаете, порядок обеспечиваете, да? А пацаны там дохнут за вас, пока вы, нах, в погонах и с кантиком тут, нах!..
– Виталик! – сказала Марина громко, но он уже замолчал и оперся о стену, уставившись в не видный почти потолок.
– Я не понял, – начал милиционер неприятным голосом.
Марина вполголоса сказала:
– Он с похорон сейчас, товарищ старший лейтенант, пожалуйста, можно мы пойдем?
– И что? – спросил милиционер все тем же голосом.
За спиной у Марины ворохнулось. Милиционер посветил туда и повторил немножко по-другому:
– И что?
– Товарищ старший лейтенант! – крикнула Марина так, что он вздрогнул и опустил фонарь. – Если у вас вопросов больше нет, мы пойдем?
– Да, пожалуйста, – сказал милиционер, протягивая военный билет не Виталику, а ей, но не торопясь разжимать пальцы. – Просто странно: нападение произошло вчера часов в пять, общежитие еще не заселенное, а те, кто въехал, еще со смены вернуться не успели. Следы на этаже у Песочкова остались, ведут вниз. Ниже седьмого этажа в это время были только комендант и вы.
– То есть это или я, или комендант разбойники? Или обе вместе, так получается?
– Согласен, глупость, – сказал милиционер, не отрывая взгляда от неподвижности за Марининым плечом, но пальцы разжал наконец. – Спасибо, я попозже, может, еще зайду.
– Да ради бога, – сказала Марина, одновременно запихивая документ в сумку, подхватывая авоську и ловя ладонь Виталика. Вместо мягкой и нежной ладони, конечно, был крупный корявый кулак.
Ладонь вернулась лишь минут через сорок. Это были неприятные сорок минут. Виталик сперва попытался повалить Марину на постель, потом оскорбленно сидел за столом, отворачиваясь так, что пару раз чуть не сверзился с табурета, потом собирался добить Песочкова, потом хихикал, потом чуть не плакал.
Потом кулаки разжались
Потом он уснул. Сильно потом.
Во сне Виталик снова стискивал кулаки и челюсти, а Марина разгоняла пальцами морщины на его лице, нежно целовала влажный висок, шептала всякую чушь и не могла понять, самый счастливый она человек на свете или самый несчастный.
И не была уверена, что когда-нибудь это поймет.
– Коллеги, минутку внимания, – отчеканила Тамара Максимовна, и гул в учительской осел. – Предупредите, пожалуйста, классы, что после четвертого урока общешкольное собрание. Всех прошу проследить за явкой.
По учительской пробежал шепоток, но вслух спросила только Зинаида Ефимовна:
– Что-то случилось, Тамара Максимовна?
Директриса как-то обмякла, утомленно махнула рукой и сказала:
– Да лифт опять.
Кто-то