себя за таковых. И по праву, ибо вера в будущее была таким же столпом их народной идеи, как вера в прошлое. И вдруг появилось это галилейское лжеучение! Вместо издревле освященного, упорного материализма вдруг водрузилось знамя идеализма! Бог мщения и войны превратился в Бога любви и мира! Необузданную волю, простиравшую обе руки к злату всего мира, Христос учил, чтобы она бросила все, чем обладает, и искала сокровища, зарытые в собственной душе! Еврейский синедрион был дальновиднее Пилата и тысяч христианских теологов. Не с полной сознательностью – нет, наверное, нет, – а с безошибочным инстинктом, присущим чистой расе синедрион схватил Того, Кто подорвал всю историческую основу еврейской жизни, уча людей: «Не пекитесь о завтрашнем дне!», Того, Кто в каждом своем слове, в каждом поступке являлся противоположностью еврейства, и не выпустил Его из рук до тех пор, пока Он не предал духа Своего. И только смертью Христа судьба свершилась, пример был преподан. Учениями не могло быть основано новой веры; в благородных, мудрых, нравственных учениях не было в то время недостатка, и ни одно ничего не могло поделать с людьми; требовалась прожитая жизнь, и чтобы эта жизнь тотчас же в качестве всемирно-исторического подвига включена была в мировую историю. Только еврейская среда соответствовала этим условиям. И точно так же, как жизнь Христа могла быть прожита только при помощи еврейства, несмотря на то что она была его отрицанием, так и молодая христианская Церковь развила целый ряд древних арийских представлений – о грехе, о спасении, о будущей жизни, о помиловании и т. д. (все вещи незнакомые евреям и оставшиеся им незнакомыми) – в ясные, видимые формы, уложив их в еврейскую историческую схему
[40]. Никогда не удастся совершенно освободить явление Христа от этой еврейской основной ткани: были такие попытки в первые века христианства, но без успеха. Таким путем только изгладились те многочисленные черточки, в которых выражается своеобразность личности, и осталась лишь одна отвлеченность
[41]. Еще глубже влияние второй черты характера.
Воля у евреев
Мы видели, что то, что я назвал историческим инстинктом евреев, в основе зиждется на ненормально развитой воле. Воля достигает у евреев такого преобладания, что она господствует и властвует над всеми другими склонностями. Вследствие этого, с одной стороны, получается нечто необычайное: подвиги, недоступные для других людей, а с другой – разнообразные ограничения. Как бы то ни было, несомненно, что такое же преобладание воли мы всюду встречаем и у Христа. Он часто обнаруживал себя евреем в отдельных проявлениях, но был вполне евреем там, где исключительно главную роль играет воля. Эта черта проникает необычайно глубоко и разветвляется в разные стороны, как кровеносные сосуды, проникая до малейшего слова, до малейшего представления. При помощи одного сравнения я надеюсь вполне пояснить свою
