Варвара Семёновна вскочила с бревна и стала от испуга кружиться.
– Дурак старый! Иринка рожает!
– Ох ты, Божья Матерь! Воды мне и тряпок, – возопил Иван Тимофеевич. Машка схватила ведро и побежала к колодцу.
– Не слухай его, Машка, я за повитухой. Не пущай батю к Иринке, не его это дело, роды принимать! – кричала Варвара Семёновна.
– Я лекарь, лучше вашего знаю, что надобно, а что нет! – бурчал Иван Тимофеевич, а сам не решался идти в курень.
Несмотря на современную медицину XX века, у казаков было принято роды принимать по старинному обычаю. Приглашалась повитуха, а все члены семьи мужского пола выгонялись на улицу. Существовал даже целый родильный обряд, который казаки беспрекословно выполняли. В доме обычно оставались две родственницы роженицы и повитуха.
Иван Тимофеевич поковылял в курень, схватил Тимофея Аристарховича под руки и сказал:
– Пойдём, батя! Не наше дело тут топтаться.
– Ванька, ты б горилки прихватил, чтобы не слишком нам думать об родах, – пробурчал самый старший Тишин.
– Тебе лишь бы хлебануть, всегда повод найдёшь, – бурчал Иван Тимофеевич.
– Правду гутаришь, батя, без горилки не обойдёмся, – однако добавил он.
Тишин усадил отца на лавочке, а сам побежал в подвальчик неподалёку, откуда вытащил бутыль горилки.
– Машка! Хлебу нам принеси и солью посыпь! – крикнул Иван Тимофеевич.
– Удивительное это событие. Пятерых Варвара рожала, и каждого ждал, как первого, волнуюсь – сил моих нет. Теперь внуков жду, а чувства прежние, – сказал Иван Тимофеевич, разливая горилку.
– Это в тебе родственная душа играет, – сказал Тимофей Аристархович и потянулся за стаканом.
– А-а-а, батя, тебе только одно: выпить да бельтюки закатить, – пробурчал Иван Тимофеевич, но сам также потянулся за стаканом горилки.
На пороге появилась Машка, держа в руках хлеб, испечённый в печи, лук и соль. Подбежала и положила на пенёк рядом со стариками.
– Ну, что там с Иринкой? – поинтересовался батя.
– Кричит да стонет! − ответила Машка.
Возле заборчика появилась Варвара Семёновна, позади нее быстрым шагом шла повитуха из соседнего база. Звали её Раиса Кузьминична.
– Кузьминична, ты береги мне внука и дочку, – крикнул Иван Тимофеевич, откусывая головку лука.
– Не учи, дед! – проворчала повитуха и направилась внутрь.
Машка побежала следом, а казаки остались на улице. Ожидание было долгим, почти пятичасовым. Уже давно стемнело. Дедушка заснул на лавочке, только прислонился к стенке сарайчика. Иван Тимофеевич накинул на него зипун, чтобы тот не застудился, а сам бегал вдоль база, но не решался зайти в курень. На пороге появилась Машка.
– Папаня! Ты истопку справил?
– Ой, дурак старый! Совсем варка моя дурная стала, – пробурчал Иван Тимофеевич и побежал топить баню.
Особо строгие элементы запретов встречаются на Дону в родильной обрядности, связанной с матерью и ребенком.