Шеланна отправилась во Владрир, а Эльтан остался в Сиршаллене, что был обеспокоен гонцами с южных границ. Люди вели себя вызывающе, вырубали леса слишком близко к их сторожевым постам. Владыка хотел, чтобы Эльтан решил разногласия мирно, но твердо.
Эльтан желал бы забыть, что было дальше, но его память была памятью эльфа. Он помнил все. Как встретил утро того дня, когда вести добрались до Сиршаллена. Помнил эльфа в потрепанном плаще и его взмыленного коня. Помнил, как он осекся и несколько мгновений не мог заговорить, а Эльтан гадал что за вести он принес.
Следующие годы окрасились кровью и болью, перед глазами его стояла пелена. Он мог неделями не произносить ни слова, кроме команд войскам. Илларен пытался говорить с ним, но Эльтан молчал, утонувший в своем горе, отупевший, безразличный.
Только людская кровь на руках заставляла его чувствовать хоть что-то. Мрачное удовлетворение. Глаза его были сухи – он не проронил ни одной слезы. Не мог.
Первая война шла двадцать лет. Для него она пролетела как миг. Каждую зиму они останавливались в очередном захваченном городе и каждую весну выступали снова словно мрачные мстительные призраки. Они шли все дальше и дальше, людские города пылали на их пути, но Эльтан все еще не удовлетворил свою жажду. Пока однажды Владыка не решил что крови довольно.
Отступая в Сиршаллен, Эльтан впервые за долгие годы попал в Сигайну. Вместо юной Меланы его встретил иссохший от горя призрак в черной одежде. На том самом балконе, где он отверг ее, Мелана заплакала, едва увидев его. Неудержимо, отчаянно. Она плакала глядя в его глаза, и Эльтан понял – все это время отвергнутая невеста плакала за него. Потому что он не мог. Не был способен. Его боль стала ее болью, и Мелана в далекой Сигайне оплакивала его семью вместо него.
Впервые он очнулся, увидев в ней – осунувшейся, едва живой – свою собственную душу. Внешне кайране Сиршаллена не изменился, но внутри…Его душа как поле кровавой битвы была выгоревшей, мертвой и покинутой…
Он не нашел для Меланы слов. Ни утешения, ни благодарности. Эльтан чувствовал себя ребенком, которому не дано понять силу и глубину чужой души. Ему было стыдно за то, что при всех своих талантах и внешней красоте, он не способен был любить так – безропотно и самоотверженно. Чувствовал себя недостойным такой любви и виноватым, что не нашел мудрости увидеть ее, и сил ответить на нее.
И все же он разглядел Мелану по-настоящему. Не ее лицо или стать. Ему приоткрылось ее сердце и рядом с ним собственное – эгоистичное, крохотное, себялюбивое, слабое – показалось еще более жалким и недостойным.
Эльтан вернулся в Сиршаллен и сделал единственное, что счел справедливым. Ему было все равно, кто станет его спутницей теперь, когда сердце его навсегда покрылось черствой коркой. Когда до города добрались вести, что Мелана сняла траур, он отправил в Сигайну перста. Предложил ей свою руку. И получил отказ.
***
Эльтан тряхнул головой, прогоняя воспоминания. Он был в Доме Решений Сиршаллена, где шло празднество пришествия