Гаор успел лечь и натянуть одеяло, когда надзиратель прокричал отбой и погас свет.
Спать с мокрой головой Гаор не привык, и сон получался какой-то неровный, рваный. Он засыпал, просыпался, вздрагивая, и снова засыпал, с трудом отличая явь от сна. И потому, когда кто-то осторожно тронул край его одеяла, не сразу сообразил, что это уже не сон. Чья-то рука приподняла край, забралась под одеяло, коснулась его бедра, живота и уже готовилась ухватить его за член, когда он не понял, а ощутил происходящее.
Выдохнув крепкое ругательство невнятным криком, ещё не открыв глаз, Гаор ухватил эту руку и крутанул. Раздался пронзительный переходящий в визг крик. Ударив кулаком в источник крика, Гаор с силой приподнял и отбросил от себя неизвестного. Ночью свет горит только в коридоре и в уборной – чтоб если кому приспичит, не налетел ни на что и не будил остальных – но приглушённо, и в спальне не темнота, а сумрак. В этом сумраке Гаор увидел, как отброшенный им ударился о стояк койки напротив и упал на пол, продолжая визжать. Гулко загудел от удара стояк, упал спавший на нижней койке, завозились, ругаясь в полный голос, разбуженные.
И тут ослепительно вспыхнул свет. Гаор на миг зажмурился, а когда открыл глаза, первое, что увидел, это сидящего на полу напротив его койки Тукмана с разбитыми в кровь носом и губами, который совсем по-детски ревел, с ужасом глядя на него. Этот лез? Зачем?! Но ни спросить, ни сказать ничего Гаор не успел.
– И что тут такое? – спросил издевательски весёлый голос надзирателя.
Лязгнула, открываясь, дверь.
– Атас, – прошептал кто-то в наступившей тишине.
Где-то пискнула девчонка, Тукман вдруг встал на четвереньки, неожиданно ловко метнулся под ближайшую койку и затих там.
Надзиратель, стоя у дверей, поигрывал дубинкой.
Все молчали.
– Старший, – не повышая голоса, позвал надзиратель.
Старший в одних подштанниках вылез из-под одеяла и встал перед надзирателем на колени. Одеяло на его койке как-то странно горбилось, будто под ним кто-то лежал, свернувшись клубком.
– И что же это у тебя по ночам в спальне происходит? – спросил надзиратель.
Старший угрюмо молчал, опустив под удар голову.
– Кто шумел, Старший? А? За спальню ты в ответе. Ну, так отвечай.
Гаор не выдержал, подставлять Старшего он не мог и не хотел. Проклиная себя за глупость – мог и по-тихому паскуднику врезать, он спрыгнул вниз.
– Я шумел, господин надзиратель.
– А, вот кто у нас такой нервный, – повернулся к нему надзиратель, – а ты постой так, постой, – бросил он Старшему, – раз за порядком не следишь.
Стоя у своей койки, Гаор обречённо ждал