Если бы мы рождались в одном и том же мире, то уже с самого детства я знал бы многое и многих из своей предыдущей жизни и становился бесконечно мудрым с каждым рождением. Но такого не происходит, и мы рождаемся чистыми и беззащитными, вынужденными учиться и приспосабливаться, получать знания от родителей и учителей своих, дабы прожить свою новую жизнь подольше.
И тогда меня поразила еще одна мысль, которой поначалу я даже придавал значения, ослепленный открытием самого факта цикличности жизни в разных мирах. Кто или что определяет «период колебания» маятника жизни? Отчего кто-то умирает при родах, порой не сделав и первого вдоха, а другой живет до глубокой старости? Можем ли мы как-то влиять на этот период или оное находится за пределами человеческих возможностей?
Ведь мы тщимся доказать миру, что сами определяем свою судьбу и делаем все возможное, чтобы продлить дни свои. Бежим к докторам, изобретаем диеты и ездим на воды, единственно ради того, чтобы еще день, еще час, еще мгновение продлить свое земное существование. Но приходит миг, и мы умираем, окончательно и бесповоротно, чтобы быть отпетыми и преданными земле.
Оставив на время вопрос возможности влияния человеческого на продолжительность его земной жизни, задался я другим не менее важным вопросом, вспомнив, что маятник, обычно, качается в обе стороны одинаково. Не означает ли это, что прожив в этой жизни определенный срок, мы проживем в новой жизни срок не многим отличающийся от прежнего? То есть у каждого из нас есть свой маятник, свой период колебаний, свой жизненный срок во всех последующих жизнях? Сердце мое преисполнилось сожаления к тем, чья жизнь прервалась слишком рано, чтобы вкусить ее вдосталь. Неужели им на веки вечные дана такая судьба – краткая жизнь?
Нет, подумал я, это противоречит всем моим представлениям о жизни, а я познал ее сполна и могу говорить о ней авторитетно. Но как быть с законом маятника? И тут я понял, в чем изначальная ошибка моих рассуждений! Не скажу, что это мое открытие, но в таком контексте, думается мне, оно применяется впервые. Я исходил из предположения, что маятник «рисует» дорожку нашей жизни на плоскости! Точнее на множестве различных, но плоскостей, поэтому вполне логично было предположить, что конечные точки его качания располагаются на одинаковом расстоянии от центра.
Но представь себе, друг мой Теодор Михайлович, что маятник удивительным волшебным образом, то удлиняя, то укорачивая свою ось, скользит не над плоскостью, а над сложно искривленной поверхностью, изобилующей впадинами и высотами, да к тому же еще и похожей на сферу. То есть, при всей одинаковости движения маятника он всякий раз прочерчивает совершенно различную по продолжительности линию, которая, будучи развернута на плоскость