Нет, нет, людей ему ни капельки не жаль, но… реки-то травятся. И лес. И все иное, чего к людям отношенья не имеет.
От Хозяина эти свои мысли Брунмиги берег.
В миг, когда круглая луна выползла на небо, ворота вновь открылись. Вылетел из них белый медведь в красном чепраке, в золоченой сбруе. Тяжелым галопом пошел он по-над землей, и поземка полетела из-под лап, следы затирая.
Вылетел медведь на холм и остановился. Долго топтался он у плоского камня, взрыкивая и встряхивая треугольной головой, но потом все же улегся.
Всадник сошел на землю и, увязнув, поднял руки, показывая пустые ладони.
– Не спеши воевать, Курганник. Разговаривать будем.
– Так вроде не о чем нам с тобой говорить, Варг Безымянный, – но Курганник все же выполз из норы на треть. Устроившись в центре камня, перед самой медвежьей мордой, он достал из складок тела куриное яйцо и уколом когтя пробил рыжую скорлупу. – Ты же сам от нас отрекся. Или передумал?
– Нет.
– Тогда к чему все? Мальчишку ты не получишь.
– Он уже мой. Всегда был моим. И ты это знаешь. Ты вор, Хаугкаль.
– А ты – убийца. И что теперь?
– Я не хотел его убивать.
– Да ну?
Варг вытащил бубен из складок плаща. Сухие пальцы коснулись кожи, порождая звук глухой, тягучий, не то стон, не то крик.
– Я много думал с последней нашей… неудачи, – Варговы слова мешались с песней бубна. И рисованные красным фигурки плясали, грозя спрыгнуть с оленьей шкуры. – У нас… у вас ничего не выйдет. И стоит ли пытаться? Мучить их. Себя. Чего ради? Ты назвал меня убийцей. Но вы – хуже. Смерть – это милосердие.
– Мне вот что интересно, ты его жалеешь или себя? – поинтересовался Курганник.
Бубен уже не гудел – плакал в руках Варга, вертелся, желая вырваться, выскользнуть, полететь с горы прочь от хозяина.
– А ты сам? Ты же не о людях беспокоишься. Тебе на людей плевать. И на мальчишку тоже. Так в чем же дело? Дай, угадаю? Вы решили попробовать снова? – Варг двигался по кругу, не отдаляясь и не приближаясь к Курганнику. Земля хватала за ноги, но пока мягко, играючи. – Мало вам неудач? Мало…
Дрожали рисованные звезды, а с ними и древо миров, и сами миры со всеми существами, чья пляска теперь отдавала безумием. И падал с белой шкуры снег, а новорожденный ветер подхватывал его, разнося окрест.
– Мертв Ниффльхейм. Льды покрыли русло Хвергельмира. Двенадцать потоков еще поят снега, но скоро иссякнут и они. Тебе ли не знать, Предвечный?
– Мне знать, – тонкий и острый, как шило, язык Курганника мелькал с непостижимой скоростью, вытягивая из яйца белок. – И потому говорю – смирись. У каждого своя дорога. Так иди же. Или хотя бы утихни, и тогда я забуду, что видел тебя здесь, марин приемыш.
Разломив яйцо пополам, Хаугкаль выкатил желтый шар прямо в глотку и смачно зачавкал.
– А может, это тебе отступить следует, Предвечный? –