Вода в купели немного забурлила и стала теплей.
– Другой рычаг – холодная, – он кивнул на второй диск.
Лем ушел.
Я осталась одна не только в уборной, но и в своих мыслях. Теперь он меня будет здесь держать из жалости, я ведь ему не нужна и не буду нужна. Все равно рано или поздно в нем взыграет мужская гордость, и он захочет продолжение рода. Я окажусь никому не нужной вновь. Не надо было соглашаться, просто не надо.
От злости я пнула по воде, расплескав ее. Почему я вечно должна бороться за то, что хочу? Хожу по кругу в этой бесполезной борьбе со всем миром за свое счастье.
Так, надо мыслить рационально. Если действительно нельзя ничего поменять, то надо извлекать выгоду из сложившегося положения. Как ни крути, а других вариантов нет – придется как-то сходиться с Лемом. Вот какие нам отношения строить? Какая свадьба?
То есть мне и гадить ему по-крупному нельзя, но и спускать ему с рук я не собираюсь.
Я вылезла из купели и закуталась в халат, пришедшийся мне по фигуре, будто всю жизнь меня ждал.
Вышла из уборной и увидела Лема, сидящего в кресле у дальней стены. Он уже успел одеться в черные брюки и рубашку. Вот только его поза была напряженная – он поставил локти на колени и сложил пальцы в пирамиду, держа их возле губ.
– А у меня одежда будет? – я подошла к кровати под его пристальным взглядом.
– У тебя будет все. Но для начала тебя осмотрит лекарь.
Я недоуменно посмотрела на него.
– Я думала, ты мне замок покажешь.
– И это тоже, – он отвел от меня взгляд.
Заметила, что у него это привычка, но незаметно, что ему стыдно, или его грызет совесть.
Вскоре в дверь постучались. Лем мягкой походкой подошел к ней, коснулся рукой сбоку от нее. На стене засветились серебристые нити, которые сплелись в четыре ровные линие, похожие на провода. Они протянулись от руки к верху двери и к низу, и та распахнулась.
В комнату вошла женщина лет сорока в платье болотного цвета с рюшами. У него даже выреза не было, лишь воротник до тонкой, бледной шеи. Ее руки были сложены на животе, волосы с проседью затянуты в тугой пучок, как у учительницы в школе. Самой примечательной частью на ее лице был ее нос – круглый, как шарик для настольного тенниса.
– Доброе утро, господин Вернхин, – она немного поклонилась.
– Доброе, Веста. Это Кристина, – он представил меня ей. – Прошу сделать ей осмотр.
Женщина повернулась ко мне и посмотрела своими печальными глазами. Казалось, что ее лицо никогда не затрагивала улыбка.
– А я не хочу, чтобы меня трогал непонятно кто, – прошептала я, отступая к кровати.
– Это лекарь – такой же, как в твоем мире.
Я с ужасом глянула на него. Тем более не хочу, чтобы лезла какая-то незнакомая тетка.
– Своему доктору я-то доверяю, а это… Вот где ее лицензия на лечение?
– Ложись на кровать, – сказала Веста.
– И не подумаю, – я скрестила руки на груди.
– Кристина,