Утром в 4 часа подъем, завтрак, семь километров пехом от лагеря до линии обороны в любую погоду. Снова и снова рытье окопов, обстрелы. Невероятно уставали, болели все суставы, ломила спина. Спали на полу, на соломе. Одеты были в летние платья и жакеты, в летних туфельках на каблучке. Был уже октябрь, шел мокрый снег, дождь и ветер. Заболевших отправляли домой. И так полтора месяца. Когда немецкие войска подошли к г. Ростову, нас отправили по домам. В техникум я уже не вернулась, его закрыли.
В феврале 1942 года я приехала в станицу Пашковскую к тете Марусе. Меня взяли заведовать библиотекой-читальней. Мою предшественницу Нину призвали в армию. Кроме местных жителей читателями были военные: солдаты, офицеры, а также их жены и эвакуированные. Они помогали мне оформлять наглядную агитацию, пропагандировать книги. Библиотекарем была эвакуированная учительница литературы Бирюкова Антонина. Она во мне всячески поддерживала трепетное отношение к книге. В ту пору всем жилось трудно. Но наша библиотека никогда не пустовала. Люди обращались к книге, словно к доброму и верному другу, помощнику в тяжелую минуту.
Мне как молодой и одинокой приходилось выполнять массовую работу прямо на производственных участках.
Я ходила в поле, в бригаду, к комбайну. Читала газетные статьи, военные сводки. В поле тогда в основном работали женщины, подростки. Я собирала их и устраивала громкие читки «Мцыри», «Как закалялась сталь», «Овод». Звучали и стихи. Разгорались дискуссии о литературных героях, о героях, которые защищали нашу Родину.
Моя тетя (Морозова Мария Игнатьевна) работала заведующей МТФ. У нас были с ней теплые, дружеские отношения. Она часто брала меня с собой. На ферме, кроме газетных статей, сводок Совинформбюро, я читала дояркам юмористические рассказы из журналов. Оставляла им интересные книжки, брошюры. В минуты отдыха между дойками тетя Маруся собирала женщин, и начинался непринужденный разговор о жизни. Всех тревожило, что немцы двигались к Краснодару. Что будет? Многие оплакивали своих погибших мужей, отцов, сыновей. С надеждой и тревогой ждали почтальона. Что он принесет? Радостное письмо или похоронку? Радость и горе переживали вместе. И никому тогда в голову не приходило, кто рядом с тобой: потомственная казачка или иногородняя, адыгейка, эстонка или белоруска. С болью я вижу сейчас, что в мирное время, в некогда дружной семье, начался ужасный, унизительный для порядочного человека раздор по национальной принадлежности, социальному положению, возрастному признаку. Я вижу в этом огромную общенародную трагедию, сравнимую разве что с военным лихолетьем. К чему мы пришли? Обнищание, озлобленность, а что нас ждет дальше? Хочется сказать: «Давайте жить дружно, заботиться друг о друге, поднимать страну с колен».
В войну с врагом народ боролся кто как мог – в действующей армии, в тылу, в партизанских