Нет, она давно уже не танцорка, но страх остался, и пятки костяные, и пальцы некрасивые, будто сросшиеся. Их она даже мадам стеснялась показывать. Но может, сыщется у нее особое средство, которое вернет былые мягкость и нежность?
– Белялинский сперва был мелким купцом, и Ганна долго думала, принимать предложение или нет. Наверное, надеялась кого получше подцепить, но потом у него дела пошли, она и выскочила. Тетка моя обмолвилась как-то, что ей только деньги и нужны, что их она любит.
И Ольгерда отчасти понимала эту любовь.
Деньги…
Злотни, сребни, медни… они не отвернутся от тебя лишь потому, что в волосах появилась седина, а на лице – морщины. Они не скажут, что за прошедший год ты подурнела. И что актерского таланту в тебе с капля, что надобно подвинутся, уступая сцену молодым…
– А вот знаешь, что странно? – Ольгерда потрогала пальцами щеки, убеждаясь, что за прошедшие пару часов они не поплыли.
– Что?
– Они встречались. Тетка и Белялинска… уже потом, когда я была… то есть, когда в доме появилась… дружбы не было, а они встречались. И не тетка ходила к Белялинским, а наоборот.
Ольгерда закрыла глаза, вспоминая
…ей тринадцать.
…поганый возраст. Тонкая. Голенастая. И тетка постоянно кривится, мол, в кого пошла, ведь матушка у Ольгерды красавицей была, а эта…
…ни в мать, ни в отца, точно в заезжего…
…братец не упускает случая, чтобы за задницу ущипнуть. А зеркало, единственное, в которое Ольгерде дозволено глядеться – нечего самолюбие тешить – отражает уродство сплошное. Это уже потом Ольгерда узнает, что зеркала бывают разными.
Ей хотелось плакать.
Тогда еще она умела плакать, скажем, по мамке, которая была доброй, а тетка ее обзывает. И за косу Ольгерду тянет, для порядку и чтобы из нее всякую потаскушью дурь выбить. Не важно. Главное, что сидела она в чулане и тихо-тихо.
Плакала себе.
Обещала, что вырастет и тогда…
…скрипнула дверь. Она у тетки на редкость поганого свойства была. Почти как зеркало. Сколько ни выравнивай, чем ни смазывай петли, а не успокоится. Ноет и ноет, предупреждая о гостях.
…гостье.
Ольгерда высунула-таки нос – все ж к тетке редко кто заглядывал.
Дама.
В платье бархатном.
В пальто-далмане с меховою оторочкой. И не какая-то кошка драная, которую себе тетка вместо воротника справила и тем гордилась, нет, дама гордо несла чернобурку. Пальто с рукавом в три четверти, чтоб видны были высокие перчатки, украшенные теми самыми полосками темного меха. Шляпка высокая.
Перо синее покачивается, изгибается причудливо, почти касаясь фарфорового личика.
Волосы у дамы темные.
А кожа белая.
И вся она такая… дух захватило.
– Девочка, ты кто? – дух захватило, похоже, настолько, что Ольгерда всяческую осторожность утратила.
– Ольгерда…
– Ах, какое имя… – женщина повторила его,