– Не желаю.
– А придется. Так вот, менталисты умеют проникать и сюда, – особист коснулся головы, а затем и сердца. – И сюда. Они питаются эмоциями, причем не слишком-то разборчивы… что радость, что боль…
…ложь.
…радость сладкая. И боль сладкая. По-своему. Но люди ничего не понимают в оттенках души. Эмоции – лишь часть ее… те трое были горьковаты, подпорчены… это как плесень на сыре. Катарина пробовала сыр с плесенью? Нет? Конечно, она слишком бедна… а вот наставник ее не брезговал. Катарина полагает его идеальным? Отнюдь. Он был редкостной сволочью, помешанной на своих экспериментах. И далеко не все они были безобидны. Катарине хотелось бы узнать больше?
– Поэтому и убивают, если случается, жертву медленно, сполна наслаждаясь агонией. Вашей вины в том не было, не стоит и думать…
Нольгри сказал это как-то так, что Катарина моментально ощутила себя виноватой. Из-а нее ведь… те трое… она могла бы иначе… оружие… револьвер… и выстрелить… убежать и вызвать подмогу… а она демона выпустила…
– …вы сделали то, чему вас учили. Вот к вашему наставнику, останься он жив, у нас были бы вопросы, – Нольгри Ингварссон подал руку.
Он провел ее мимо группы зачистки, которая завершила работу и теперь неторопливо сматывала красные предупреждающие ленты. Завтра явится жрец, чтобы наново освятить дом…
…соседи.
…кто-то что-то видел… кто-то всегда что-то да видит, пусть и не особо охотно увиденным делится. Но смерть Нинель – одно, а демон – другое…
Нольгри Ингварссон довел Катарину до дверей.
И дверь открыл.
Собственными ключами. У нее же не осталось сил на возмущение.
– Пальто испорчено. Завтра вам привезут новое. Что еще? Вас стоит приодеть… и лицо… попросите у князя о помощи.
– Зачем? – она отстранилась, не позволив особисту прикоснуться к разбитому лицу.
– Затем, что вы определенно ему симпатичны… знаете, он отослал наших девочек…
– Сочувствую.
…змей смеялся. И Катарина чувствовала себя колоколом, который заполняется этим безумным болезненным смехом. Кажется, у нее кровь носом пошла и пришлось нос закрыть ладонью.
– Умойтесь, – неожиданно жестко велел Нольгри Ингварссон. – И приведите себя в порядок. Разговор предстоит не самый приятный.
Еще бы…
Она ведь уже знает, что ей скажут. И потому умывается долго, трет щеку и прикладывает к ссадине – через всю щеку – жесткое полотенце. Дерет гребнем всклоченные волосы. Возится с чулками, которым самое место в мусорной корзине…
Нольгри Ингварссон устроился в гостиной, подвинул кресло к окну, сел боком, чтобы и улицу видеть, и комнату. И подумалось, что Хелег держался точно также.
– Вот так-то лучше. Успокоились? – спросил он, указывая на второе кресло.
…мебель Катарина