…у нее отгул. А у Хелега выходной. И они могут провести целый день вместе. Такого не случалось, да никогда не случалось, то одно, то другое, вот и оставались на откуп куцые вечера, которые было жаль тратить на кинематографические сеансы, парки и прочую ерунду.
Они ведь взрослые.
Но в то утро Катарине хотелось стать ребенком. Она чистила зубы, отсчитывая про себя количество движений щеткой. Потом так же тщательно расчесывала волосы. Одевалась.
Серая блуза.
Длинная юбка с двумя рядами пуговиц.
Жакет.
На шею – синий платок.
Шляпка круглая. И… и она сама себе непривычна в этом облике. Чудится в нем некая фривольность, легкость непонятная, неуместная.
…она опасалась, что ее не пропустят. Но охранник, дважды изучив ее удостоверение, сверился со списком и раскрыл ворота. Потом были еще ворота и охранники. Два досмотра. Провожатый.
Комнатка тесная и душная, в которой резко и назойливо пахло камфорой. Люди.
Они все повернулись к Катарине.
– Здравствуйте, – сказала она, и голос позорно дрогнул. Не так прозвучало это приветствие, не спокойно, уравновешенно как должно бы, но виновато.
…не ответили.
Да, здесь не самое подходящее место для бесед.
Жесткие стулья в два ряда. Катарина выбрала себе крайний, у самой двери. Сердце отчаянно колотилось, заглушая шорох огромных часов. Секундная стрелка медленно ползла по циферблату…
…в полдень.
…за десять минут до полудня все, кому выпало быть свидетелем казни, расселись.
…за семь минуты вывели его… такого беспомощного в серой робе… такого…
– Это точно он? – тихо спросила женщина в черном чесучевом платье. – Он же совсем мальчик…
Он плакал, не стесняясь слез. И когда зачитали приговор, вцепился в руку охранника, закричал:
– Это не я! Это ошибка… я не виноват…
…шепоток.
…осторожные взгляды, и Катарине хочется сбежать… ошибка? Никакой ошибки.
…а на ложемент алтаря он сам лег. И улыбнулся сквозь слезы. И в улыбке этой почудилась издевка.
…штатный палач закрепил кожаные ремни. Аккуратно расстегнул пуговицы на робе. Протер грудь спиртовым раствором.
…никакой ошибки… ошибка невозможна… а он повернулся. Он точно знал, что Катарина здесь. Он чуял ее присутствие, как она чувствовала терпкую его ненависть. И улыбка сделалась шире.
Губы его дрогнули.
– Ты еще пожалеешь, сука, – сказал он за мгновенье до того, как ритуальный клинок вскрыл его грудь. И слова эти, произнесенные шепотом, долго еще звучали в ушах.
…ты еще…
…сердце, извлеченное опытной рукой, судорожно сжимается.
…алая кровь на белом кафеле похожа на варенье. Вишневое. Которое тетка варила на продажу…
…пожалеешь…
Нет.
Не пожалеет.
Она, наконец, сможет дышать