Билли Кареш дважды, еще до вспышки Эболы, бывал в этих местах, чтобы уточнить базовые данные о здоровье горилл. В 1999 году он за день увидел шестьдесят две гориллы. В 2000 он вернулся и попытался подстрелить нескольких транквилизаторами.
– Каждый день, – рассказывал он мне, – в каждом баи я видел по меньшей мере по семейству.
Он не хотел мешать жизни животных, так что «жертвами» его транквилизаторов стали всего четыре обезьяны. Он взвесил их, осмотрел, ища симптомы очевидных заболеваний (например, фрамбезии, бактериальной кожной инфекции), и взял анализы крови. У всех четырех обезьян анализы на антитела к Эболе оказались отрицательным. На этот раз все было по-другому. Ему нужна была сыворотка крови обезьян, переживших массовое вымирание 2002 года. Начиная экспедицию, мы ожидали многого. Шли дни, и нам начало казаться, что не выжил вообще никто.
Ну, точнее, выжили, но совсем мало – недостаточно, чтобы стрельба дротиками по гориллам (это всегда непростое мероприятие, причем рискованное и для «охотника», и для «жертвы») дала более-менее стоящие данные. Наша стоянка в Мобе длилась целую неделю. Каждый день рано утром мы пересекали реку, тихо ходили от одного баи к другому, прячась в густой растительности по краям полян, и терпеливо ждали, пока придут гориллы. Но гориллы не приходили. Часто нам приходилось мокнуть под дождем. Когда было солнечно, я читал толстую книгу или дремал, лежа прямо на земле. Кареш стоял, держа на изготовку духовое ружье, заряженное дротиками с тиллетамином и золазепамом – лучшими транквилизаторами для горилл. В другие дни мы ходили по лесу, следуя за Проспером Бало, который искал следы горилл – и не находил ни единого.
Утром второго дня, идя по болотистой тропинке к баи, мы видели следы леопардов, слонов, буйволов и признаки деятельности шимпанзе, но ни единого следа горилл. На третий день, так и не увидев ни одной гориллы, Кареш сказал: «Мне кажется, они умерли. Тут прошла Эбола». Он решил, что здесь остались лишь немногие счастливцы, которые не заразились или оказались достаточно стойкими к болезни, чтобы выжить. С другой стороны, сказал он, «именно эти-то нас и интересуют», потому что у них могут быть антитела. На четвертый день Кареш и Бало пошли отдельно от нас и сумели найти одного-единственного растерянного самца гориллы по громкому стуку в грудь и отчаянным крикам. Они незаметно подползли к нему на расстояние девять метров, скрываясь в густом подлеске. Обезьяна вдруг поднялась и встала прямо перед ними; видна была только одна голова.
– Я мог убить его, – позже признавался Кареш. – Просто грохнуть.
То есть выстрелить ему между глаз, а не обездвижить дротиком в бок. Кареш не спустил курок. Горилла снова громко закричала и убежала.
В моих записках на шестой день значится: «Ни одной, ни фига, ни хрена нет горилл». Наш последний