Всё происходило настолько стремительно, что Иероныч и сам не успевал осмыслить происходящее, автоматически отдавая короткие жесткие приказы. Вот он уже стоит на пороге небольшого домика, нажимает на кнопку звонка, дверь ему открывает хозяин, и Ставров насколько может непринужденно говорит:
– Здравствуйте, Олег Владимирович.
– Здравствуйте, Александр Иеронович. Проходите. Мы не ждали вас так скоро и подготовиться толком не успели, а потому приносим свои извинения за то, что всё будет очень просто.
– Так даже лучше, – Ставров шагнул в гостиную.
– Позвольте вам представить, сказал Константинов, – Моя жена Софья Андреевна, сын Дмитрий, дочь Людмила.
«Царица, царевич, царевна», – думал про себя Ставров. Он видел их уже в этом качестве, впрочем, не важно, что он видел. Они ими были. Царственная осанка, тонкие благородные лица, сдержанная доброжелательность, простая элегантная одежда.
Константинов прочитал молитвы перед старинной иконой Пресвятой Богородицы, и они уселись за стол. Ставрову вдруг стало не по себе от мысли, что он сидит за одним столом с царской семьей. Да ведь и им тоже не приходилось сидеть за одним столом с правителем России. Похоже, тут все волновались, хотя Константиновы скрывали это куда лучше. Порода. Та самая порода, которой в Ставрове ни когда не было, и сейчас он обостренно это чувствовал.
Потом он не мог вспомнить, какими фразами они обменивались за столом, что ели. Фразы были по большей части данью любезности, еда совершенно бесхитростной, но довольно вкусной. Всё это не имело ни какого значения, но было очень важно. Ставров, уже собиравшийся возродить дворянство, вдруг понял, что уж кому-кому, а только не ему это делать.
Кого они сейчас в нем видят? Грубого постсоветского офицера с колючим взглядом и дурными манерами? Хотя они, наверное, настолько великодушны, что стараются не замечать того, насколько неотесанный человек оказался с ними за одним столом. А кого он в них видит? Существа из другого мира. Людей, которые превосходят его не только и не столько манерами, сколько качеством личности. Он чувствовал, что эти люди дышат по-другому, совсем не так, как он и ему подобные. Ставров ни когда не стыдился своего пролетарского происхождения, он и сейчас не склонен был по этому поводу комплексовать, он знал себе цену. Но он почувствовал, что на вершине государственной пирамиды должны быть они, а не он. Он, правитель великой страны, хотел предложить власть людям, которые на настоящий момент ни для одной страны ни чего не значат. Если рассуждать по-плебейски, он оказывал им большую честь. Но он ни когда не предложил бы им власть, если бы не чувствовал, что это для него будет большой честью служить им. Казалось бы, обед – это всего лишь еда и обмен любезностями. Но именно во время обеда он окончательно понял, что зашёл в ту единственную дверь, в которую должен был зайти.
Когда они поели, Константинов встал, прочитал молитвы и пригласил