Ханна была довольна. Время действовать пришло. Перед тем как покинуть свою хижину, она бросила на деревянный стол три руны. Два камешка постукивая, раскатились в стороны. В центре остался нетронутый камень. Пустая Руна. Руна Веры и руна Судьбы.
*****
Она стояла на коленях и перебирала четки. Ее губы должны были шептать слова молитвы, но вместо этого были упрямо сжаты. Сколько раз ей приходилось бывать здесь за свои шестнадцать, нет семнадцать лет. Девушка в грубом сером наряде послушницы устало вздохнула. На протяжении тринадцати лет, с того самого дня, как ее привезли в это аббатство, монахини делали все возможное, чтобы воспитанница научилась смиренно принимать свою судьбу. Тяжелее всего было в первые годы. Тогдашняя аббатиса считала младшую дочь лорда Острофа воплощением греха, и всеми силами старалась искоренить ростки ереси в ее душе. Тогда Элиза была слишком мала, чтобы понять, в чем заключалась ее вина, и как ей поступать, чтобы избежать наказаний.
Внезапная кончина матушки Леоноры от сердечного удара, и назначение на пост аббатисы матушки Эмбер благотворно сказалась не только на судьбе воспитанницы, но и на жизни аббатства. Новая настоятельница, родом из Дэнло, прекрасно разбиралась не только в духовных делах, но и в административных вопросах и ведении хозяйства. Аббатисе Эмбер, в отличие от покойной Леоноры, казалось совершенно естественным, что одну из ее послушниц изредка приглашают погостить родичи. Однако вместо визитов в Остроф, Элиза с доверенными людьми объезжала старые замки в Дэнлоу, где почему-то никто из сеньоров не жил. Это продолжалось несколько лет подряд и прекратилось так же неожиданно, как и началось. Элизе стало запрещено покидать пределы аббатства. Все ее время теперь занимали уроки письма, латыни и греческого языка. Все разговоры были только о том, что пора готовиться к постригу. Шептались и о том, что аббатиса выделяет ее среди прочих послушниц и, однажды Элиза сможет занять ее место. Разумеется, если проявит достаточно усердия. Еще полгода тому назад, девушка с радостью ухватилась бы за такую возможность. Положение аббатисы позволяло быть хозяйкой земель, быть равной мужчине-лорду. Но Элиза не успела заметить, в какой момент пребывание в монастыре сделалось для нее поистине невыносимым. Стены смыкались над головой и сдавливали, будто тиски. Элиза ела через силу, почти не спала, больше не могла заниматься привычными делами. Более того, она стала замечать, что ее сторонятся работники аббатства.
– Элиза, пора в трапезную.
Девушка поднялась и с трудом сдержала стон, когда сотни игл вонзились в ее занемевшие от долгого стояния колени. Она отряхнула подол