Если бы не основная цель нашей поездки, то мы были бы похожи на всяких восторженных туристов, впервые выбравшись в европейское забугорье. Тур явно удался. Конечно, это не Германия, о стерильной чистоте которой рассказывали басни, но комфорт и продуманность ощущались сразу. Люди доброжелательные, общительные, открытые, нет этой безумной загнанности в глазах, защитной агрессивности.
Не справившись с переживаниями, и наплевав на поговорку, гласящую, что перед смертью не надышишься, мы перед сном всё-таки ещё раз проговорили всё, что с нами случилось, и как мы это будем рассказывать. Мы знали, что допрашивать нас будут по отдельности, поэтому очевидных неточностей и несовпадений в наших показаниях должно быть как можно меньше. Иначе всё пойдет прахом.
Мы вышли из метро, бодрые и готовые ко всему. Солнце оживляло, вселяло надежду.
– Всё проходит, всё когда-нибудь заканчивается.
– У нас всё получится. Иначе просто и быть не может.
– У нас же иммунитет!
Мы подали паспорта, получили карточки с номером. Прием был назначен на десять утра. Мы, конечно, пришли заранее, но не слишком, чтобы не напрягаться от длительного ожидания.
Как и в первый раз, никакой очереди не было. Человек десять посетителей, среди которых трудно было отличить наших коллег-беженцев от прочих людей, пришедших, например, за информацией. Компания была многонациональная, но не буйная, не похожая, по нашим представлениям, на толпу беженцев, в панике спасающихся от войны и голода.
На середину зала периодически выходили сотрудники, называли имена и фамилии. Сидящие в зале спокойно поднимались и шли в указанном направлении, готовясь к казни или милости. Точно также пришли и за нами. Женщина средних лет с коротким русым ежиком на правильном русском назвала нас и улыбнулась, наткнувшись на наши испуганные взгляды.
– Пройдемте со мной, пожалуйста. Меня зовут Ольга, я буду вашим переводчиком, – говорила женщина спокойным голосом, ведя нас в недра здания.
Мы шли мимо небольших кабинетов с застекленными перегородками. Это было похоже на посещение отдела универмага, где продавались телевизоры: звук выключен, но картинки на экранах самые разнообразные. Где-то мать успокаивала ребенка, где-то служащий подавал стакан воды плачущему арабу. В другом телевизоре пожилая женщина уронила голову на стол, а переводчик положил ей руку на дрожащие плечи. Какие-то кабинеты пустели, где-то за столом сидели работники, сосредоточенно глядя на экраны компьютеров, внося данные в базу или, может быть, раскладывали пасьянс.
Один из кабинетов наверняка предназначался для нас, но мне бы хотелось вечно идти по этому коридору, лишь со стороны наблюдая за чужими историями, горькими и болезненными, заставившими людей собрать пожитки в узел, схватит детей в охапку и сорваться с насиженного