От НТВ до НТВ. Моя информационная война. Том 2. Андрей Владимирович Норкин

стороны, теперь предстояло взяться за что-то страшное и неизведанное. Однако, рефлексировать было уже поздно, решение – принято, слово – дано. Оставалось выполнять обещанное. При этом, как оказалось, я не учитывал два важных фактора. Один – очевидный, а второй – неожиданный. Во-первых, я никогда в жизни не занимал руководящей должности. И, говоря честно, никогда и не хотел быть начальником, что какое-то время вызывало у моих маленьких детей недоумение. Им казалось, что каждый человек хочет быть начальником и командовать другими людьми. Приходилось объяснять, что это далеко не так… Хотя с дочерью мне этого добиться, по-моему, не очень удалось и теперь она с удовольствием командует нами, безапелляционно указывая на ошибки своих бестолковых родителей!

      Но если с отсутствием опыта руководящей работы еще можно было справиться с течением времени и накапливанием оного, то адекватно отнестись к реакции коллег на мое решение, оказалось гораздо труднее. Хотя еще до моей поездки в Израиль я говорил, что не вижу себя в числе участников создававшегося «олигархического колхоза», я никак не мог ожидать, что по возвращении домой столкнусь с неприкрытой злобой и абсолютно незаслуженной ненавистью. Так, я в первый раз в своей профессиональной жизни стал «нерукопожатным».

      В первый, потому что потом последовали и второй, и третий раз… (Нет никаких сомнений в том, что этот рассказ станет очередным предлогом для таких обвинений!) Причем, приговор «нерукопожатность» мне выносили по самым разным поводам, иногда взаимоисключающим. Но первый раз запомнился лучше всего, потому что, повторю, я не был готов к такой трактовке собственных действий и еще не умел держать удар. Когда я рассказал Киселеву об итогах моей встречи с Гусинским, он очень рассердился. Возможно, Евгений Алексеевич всерьез рассчитывал на мою дальнейшую работу в его команде. Возможно, он не ожидал, что я не последую его рекомендациям. А я их, действительно, проигнорировал и не только в смысле выбора карьерного пути. Например, Киселев строго-настрого запретил мне ходить в Тель-Авиве в румынский ресторан, в который, по его словам, Гусинский меня обязательно должен был позвать. Приверженец высоких бытовых стандартов, Киселев категорически не принимал «низкую кухню», она претила его мировоззрению. Получилось же, что ресторан Mamaia на улице Бен Иегуда стал для нас с Юлькой одним из самых любимых мест Тель-Авива, в первую очередь, из-за страшно калорийного, но безумно вкусного десерта «папанаш». А тогда всю нашу компанию в румынский ресторан привез не Гусинский, а Меерсон, и все остались очень довольны незамысловатым, тяжелым, жирным, мясным меню заведения. Расстроился только хозяин, потому что Боря Анциферов, поддавшись на чьи-то уговоры, поставил на стол лично купленную им водку «Кеглевич», редкостную гадость, должен признаться. Но законы гостеприимства не позволили запретить пить делегации из Москвы этот фруктовый суррогат, вместо того,