Террасу там и здесь пятнали тени, жара еще не набрала силы, но к полудню камни будут разогреты, как угли. На Рейн-Мари и Гамаше были мягкие шляпы с большими полями.
Элиот принес им кофе с молоком и завтрак. Рейн-Мари налила кленовый сироп на блинчик, а Гамаш разрезал поданное ему яйцо бенедикт и стал наблюдать, как желток смешивается с голландским соусом. На террасе начали появляться Финни.
– Это уже не имеет значения, – услышали они женский голос, – но если бы нам дали хороший столик под кленом, это было бы здорово.
– Боюсь, что этот столик занят, мадам, – сказал Пьер.
– Правда? Впрочем, не важно.
Берт Финни уже сидел. Как и Бин. Они оба читали газету. Берт – комиксы, а Бин – некрологи.
– Ты, кажется, волнуешься, Бин, – сказал старик, опуская комикс.
– Ты обратил внимание, что теперь умирает больше людей, чем рождается?
Гамаш увидел, как Бин протягивает деду страницу из газеты, а тот, взяв ее, мрачно кивает:
– Это означает, что те из нас, кто остается, смогут потреблять больше.
– Я не хочу больше.
– Захочешь. – И Финни потряс зажатыми в руке комиксами.
– Арман… – Рейн-Мари положила мягкую ладонь на руку мужа и понизила голос до еле слышного шепота. – Как ты думаешь, Бин – девочка или мальчик?
Гамаш, который время от времени тоже задавал себе этот вопрос, снова взглянул на ребенка в очках, со светлыми волосами до плеч, с симпатичным загорелым лицом. Он покачал головой:
– Бин напоминает мне Флоранс. Когда они приезжали в прошлый раз, я прогулялся с ней по бульвару Лорье, и почти все говорили: «Ах, какой у вас красавчик-внук!»
– На ней была панамка?
– Была.
– А о сходстве ничего не говорили?
– Вообще-то, говорили. – Гамаш посмотрел на жену как на гения, его карие глаза расширились от восхищения.
– Могу себе представить, – сказала она. – Но Флоранс чуть больше года. А сколько, по-твоему, этому ребенку?
– Трудно сказать. Девять? Десять? Любой ребенок, читающий колонку некрологов, кажется старше своих лет.
– Некрологи старят. Я не должна забывать об этом.
– Еще джема? – Пьер заменил их пустые розетки полными домашнего клубничного, малинового, голубичного джема. – Чего-нибудь еще? – поинтересовался он.
– Знаете, я хочу у вас спросить, – сказал Гамаш, показывая круассаном на угол дома. – Там стоит мраморный куб. Для чего он предназначен, Пьер?
– Так вы заметили?
– Это и космонавт бы заметил.
Пьер кивнул:
– Мадам Дюбуа ничего вам не говорила, когда вы приехали?
Рейн-Мари и Гамаш переглянулись и отрицательно покачали головой.
– Так-так. – У метрдотеля был несколько смущенный вид. – Боюсь, вам придется спросить у нее. Это сюрприз.
– Приятный сюрприз? – спросила Рейн-Мари.
Пьер задумался:
– Мы