– Всенепременно, – ответил Роберт немного отстраненно. – Завтра мы пройдемся по всей пьесе (конечно, только чтение). Первый акт будет поставлен в среду, второй и третий – в четверг, прогон – в пятницу и субботу, а в воскресенье – репетиция в костюмах. В понедельник опять в костюмах, соберем все в одно целое. Вот пьеса и готова. Думаю, некоторые старшие члены труппы будут против присутствия постороннего, но им придется смириться.
– О, если это хоть сколько-нибудь неудобно… – поспешно сказал Найджел.
– Помилуйте, разумеется, это удобно! Просто не привлекайте особого внимания, и все будет отлично. Дональд как-его-там будет приходить всякий раз, когда сможет улизнуть от своих хористов. Собирается прийти также профессор, с которым я познакомился вчера – его зовут Джервейс Фен, каким бы неправдоподобным это имя ни казалось…
Найджел искренне удивился и переспросил Роберта:
– О, так вы познакомились с Феном?
– Да. Он ваш друг?
– Он был моим преподавателем. Каким образом вы с ним встретились?
– В «Блэквеллз»[27]. Он читал книгу, взятую с полки, и прочел уже довольно много, разрезая страницы перочинным ножом. – Роберт весело усмехнулся. – Как вдруг один из ассистентов сделал ему замечание. Он в ответ внушительно произнес: «Молодой человек, этот магазин успел попортить мне немало крови своими громадными счетами задолго до вашего рождения. Сию же минуту отстаньте от меня, а не то я вырву все страницы и разбросаю их по полу!» Испуганный ассистент ушел, а Фен повернулся ко мне и сказал: «Вы знаете, мне было бы крайне неприятно выполнить свою угрозу». Мы разговорились. Узнав, кто я, он, казалось, сначала потерял дар речи, а потом, уставившись на меня, стал задавать слишком серьезные, почти идиотские вопросы: о том, как я обдумываю свои вещи, нравится ли мне писать или нет, диктую ли я свои пьесы секретарше. Кстати, он притворяется или нет? Мне показалось, что нет, но я, признаюсь, был немного ошарашен.
– Нет, он не притворяется, – уверенно ответил Найджел. – Профессор Фен всегда относился к знаменитостям с наивным восторгом. Поначалу это льстит, потом надоедает, и в компании других людей становится за него стыдно.
– Как бы то ни было, в результате я пригласил Фена заглянуть к нам на репетицию, за что он был довольно трогательно благодарен. В конце нашей беседы он стал беспокойно переминаться с ноги на ногу, волноваться и смотреть на часы, так что я вежливо попрощался. И он убежал со словами: «Боже мой, боже мой, я опаздываю, опаздываю!» – как белый