В доме она позвала служанку:
– Алина, подойди к нам. Этот мальчик будет какое-то время жить у нас. Относись к нему, как к моему сыну.
– Мальчик? – удивилась девушка.
– Пусть тебя не вводит в заблуждение его рост. На самом деле ему ещё нет пятнадцати. Звать его… Мне не нравится имя, которое придумал Маркус, – обратилась она ко мне.
– У меня есть короткое имя – Гена.
– Уже лучше, но оно больше подходит для девушки. Давай, назовём тебя Ген. Коротко и звучит по-мужски.
– Так тоже иногда обращаются.
– Ну и прекрасно. Алина, покажи ему комнату Ральфа. А ты иди, отдыхай. Скоро обед, а потом мы поговорим.
Комната оказалась раза в два больше той, какая была у меня дома, но обилие громоздкой мебели скрадывало её размеры. Стены были оклеены светло-зелёной тканью, а большое окно с довольно чистыми стёклами пропускало много света. На потолке не было никаких светильников, лишь на письменном столе стояла пузатая фитильная лампа, очень похожая на ту, которой мы когда-то пользовались. Только мы свою заправляли керосином, а в эту, как я узнал позже, заливалось светильное масло. Служанка забрала из шкафа одежду сына хозяйки и ушла, а я снял туфли и лёг на широкую мягкую кровать, покрытую сверху чем-то вроде тонкого ковра. Так получилось, что у меня не было возможности обдумать своё положение. Вначале я был растерян случившимся, потом нёс проклятую корзину и не мог думать ни о чём другом, а дальше мною распоряжалась Клара.
Я вспомнил встречу во сне. Для чего со мной общалось существо, стоявшее неизмеримо выше человека? Время для него ничего не значит, но всё равно прикидываться киноактёром, чтобы вызвать симпатию у мальчишки, объяснять ему всё самому… Я был уверен, что при желании он легко мог донести до меня всё, что хотел. И как можно устать от жизни? Это было выше моего понимания. Немощные старики до конца цепляются за жизнь, а тут при таком могуществе, когда у твоих ног тысячи звёздных систем и стоит только захотеть… Я мог рассуждать об этом существе с таким же успехом, с каким муравей мог думать о человеке, прошедшем мимо муравейника к пригородному поезду. В чём для них интерес в этой игре? В нашей непредсказуемости? Или в выборе тех, кого они ставят вместо себя? Эта мысль вернула мой интерес к собственной персоне. Я умудрился по глупости попасть в чужой мир и, если хочу когда-нибудь отсюда выбраться и вернуться домой, должен играть по чужим правилам. Пока мне везло. Я почти сразу нашёл дом и получил знание языка. Теперь надо было как можно быстрее осмотреться и лучше изучить здешнюю жизнь. Я попал в этот мир не один, и все будут стараться выиграть, чтобы получить главный приз или хотя бы лучше устроиться здесь. Значит, нельзя тянуть время, чтобы не попасть в обыватели, о которых по окончании игры благополучно забудут. И ещё меня удивляло собственное спокойствие. Не во сне, там я не принимал происходящее всерьёз. Когда я потерял контроль над телом и выбежал из дома, было