Советский Союз заменил физический вариант счастья в виде потребления виртуальным. Он закрывал физический разрыв с Западом не только железным занавесом, но и железной аргументацией, где было две важные составляющие: ВРАГ и СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ. ВРАГ всегда мешал счастью в сегодняшнем дне, что позволяло объяснять отсутствие этого физического варианта счастья, но зато не только не было войны, но было и СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ.
Каждая идентичность базируется и на своем достаточно определенном прошлом. Для этого из прошлого берется то, что соответствует сегодняшней модели мира. Германия видела в истории свое арийское прошлое, СССР первоначально откидывала всю русскую классическую литературу, сбрасывая ее с «корабля современности». Кстати, в критические периоды вдруг происходит расширение этой исторической базы: СССР в период войны вспомнила и русских полководцев, и русскую православную церковь. Это расширение «базы», даже внезапное, позволяет усилить единство населения. На бытовом уровне это можно понять так: достается спрятанное, поскольку все остальное уже было использовано.
В прошлом близкий инструментарий использовали и римляне. Они включали новых богов захваченных территорий в свой пантеон, хотя и на второстепенные роли, что резко снижало последующее сопротивление нового населения. Как видим, религия и идеология опираются на близкие механизмы, то есть виртуальное пространство подчиняется единым законам.
Реально это все равно трансформация виртуального пространства, поскольку «мои» боги смещаются на маргинальные позиции, хотя и продолжают называются богами. Но виртуальное пространство все равно постоянно подвержено мутациям. Например, А. Лазарчук пишет о создании истории Америки не по реалиям, а по кинособытиям: «Это создание вестерна или создание мифа о мафии. Понятно, что точкой отсчета все равно была реальность, но одна реальность начинает гиперболизироваться, подавляя все остальное». Он справедливо замечает[2]: «Шло массированное замещение реальной памяти памятью мифологизированной».
Практически тот же процесс прошло и российское кино и телевидение, создав образ сталинского времени, которое, как и вестерн, оказалось выгодным для повышения уровня зрелищности повествования. Вероятно, важным компонентом подобных массовых жанров становится использование в сюжете смерти. А показ