В запредельной синеве. Карме Риера

Консул, – это что ему нарассказывал Гарц и он ли его послал сюда. Перес подтвердил, что познакомился с Гарцем в Антверпене, и тот рассказал ему о последнем путешествии на Майорку, о любви к нему прекрасной дамы, так что по описанию юноша заключил, что она точь-в-точь совпадает с образом из его снов, и потому отправился в путь, ибо был уверен, что к нему Фортуна будет более благосклонна, чем к капитану пиратов. Однако Гарц не назвал ему имени дамы, а сам разузнать его он тоже не мог. Все это Перес и рассказал алгутзиру. Я уверил юношу, что капитан одурачил его и что в Сьютат нет ни одной знатной сеньоры, подходящей под описание Гарца, а истории такого рода про обольстительных и коварных дам, которые отправляют своих слуг в поисках незнакомцев, чтобы те развлекали их всяческим образом, – обычное дело среди моряков.

      – Должно быть, этот мальчик – чистая душа, если все обстоит так, как ты говоришь…

      – Думаю, так и есть, я оставил беднягу сильно разочарованным. Он предпочитал бы верить Гарцу…

      – Проклятый Гарц! Бесстыжий тип! Так бы и содрал с него шкуру!

      – Ты знаешь, Равви, что я думаю по поводу всей этой истории. Виноват не один только этот пират. Сам путь, выбранный нами, был ошибочным. Эта сеньора…

      – Консул, я не разрешаю тебе… Если я не в силах тебя переубедить, так, по крайней мере, могу заставить тебя молчать! Бланка Мария Пирес рисковала своим положением и добрым именем, чтобы помочь нам! И заслуживает лишь уважения и восхищения.

      Появление садовника, который пришел за Консулом, чтобы проводить того до Ворот Святого Антония, которые вот-вот должны были закрыть на ночь, прервало старый спор двух друзей. Вальс распрощался с Консулом и снова вернулся в сад, чтобы прогуляться в одиночестве, вслушиваясь в звуки ночи и любуясь звездами. Он всегда так поступал перед вечерней молитвой, если предоставлялась возможность. Но звезды, которые в июньском темном небе казались более яркими и близкими, чем в остальные месяцы, на сей раз не успокоили его. Напротив, лишь усилили внутреннюю смуту, поскольку такой же ночью в начале лета, звездной и бархатной, он впервые говорил с Бланкой Марией Пирес, и ему хватило буквально нескольких минут, чтобы понять, как она не похожа на прочих женщин. Не только потому, что у нее были глаза цвета фиалки, а волосы – словно медовая патока, пронизанная горячими солнечными лучами в августовский полдень, но и потому, что в ней чувствовались отвага и достоинство. Они изредка встречались и до той ночи, когда Вальс должен был сообщить ей о беде, поскольку у него были совместные торговые дела с ее мужем, но до этого он лишь отмечал ее удивительную красоту и обходительность манер. Однако тем вечером, когда он в неурочный час позвал ее слуг, чтобы они открыли дверь и впустили его к ней, Равви смог убедиться в стойкости ее характера и уме. Еще до того, как он начал говорить, женщина догадалась, что новости – дурные, и лишь когда торговец вручил ей перстень, на котором было выгравировано имя мужа, она заплакала. Но не кричала, не рвала на себе