Вот старая полуразрушенная мечеть. Хотя земля, где находились голые стены этого своего рода архитектурного памятника была выделена кому-то под дачный участок, но хозяин так и не решился поселиться в ней. Таков менталитет у бакинцев. Они могли ехидно поддакивать властям, пропагандирующие атеизм, но в душе сохраняли веру во Всевышнего и сохраняли верность обычаям предков…
– Мечеть отстроили, – заметил Ганмуратбек. – Я живу рядом, в Мехдиабаде14…
– К нам заезжали и наши поселковые соседи, в том числе Манучаровы, – кивнул Огузу рассказчик. – Это были счастливые дни наших летних каникул. Пока взрослые готовили шашлыки и пекли лаваши15, мы, дети, босыми радостно бегали друг за другом или пускали воздушные змеи, перепрыгивая через проволочные заборы соседей, которые даже не думали возмущаться, настолько привычно и естественно воспринимались эти действия.
Простите меня за отклонение от рассказа. Хочу, чтобы вы поняли, где я очутился и что для меня означает эта местность, взбудоражившая в памяти теплые воспоминания…
За окном беспрерывно лил дождь. Гром гремел и отчетливо были видны белые полосы, разрывающие к вечеру уже темнеющее небо. Я, конечно, нуждался в покое, потому целый день валялся на диване, наблюдая из окна мятежную погоду. Лишь изредка лениво вставал и добавлял в небольшой камин дрова, которые валялись рядом. Снаружи бесновался северный ветер, было холодно – учтите еще соседство моря.
Но в комнате было тепло. А терпкий запах горевших дров и потрескивающих сухих веток должны были располагать к душевному покою.
Но покоя не было. Усталый и воспаленный в связи с последними событиями мозг то повергал душу в беспамятство, ассоциировавшееся в сознании с огромной черной дырой, то в полусне давал возможность общаться с дорогими мне людьми, пересекая вдоль-поперек прошлое, витая в свободном полете в пространстве времени. Здесь Джулия была жива и жарила мне котлеты или сидела рядом за школьной партой, украдкой обмениваясь словечками. Искандера я вновь провожал на фронт и плакал. Его судьба мне была известна… Вот отец. Он собирал свои удочки, я тщетно его уговаривал, что вообще-то зима, а с Каспием в такую погоду шутки плохи.
То и дело преследовало меня окровавленное лицо Ашота Багдасаряна, кривясь от боли и безысходности. Мансура я видел, скрюченного от полученных ран и валяющегося в снегу. Артур вновь беспрерывно пил, словно оплакивая свою судьбу. А Митяй совсем живенько ухмылялся рядом с дочурками, высмеивая мое удивление…
Саламова с Расуловым появились через день. Старенькая “шестерка”, которую пригнала за “ладой-девяткой” Расулова Наиля, предназначалась мне.
В состоянии отца ничего не изменилось. Он по-прежнему