– А письмо у тебя с собой?
Олег раскрыл папку, и протянул листок. Сорокин привстал из-за стола, зажег настольную лампу. Взял лупу.
– Так, так, – произнес он заинтересованно. – А почему мы, собственно решили, что он – Кройс?
– Чего? – Олег посмотрел на шефа с большим подозрением. Мелькнула мысль, что работа с письмом – проверка на внимательность и профессионализм.
– Почему мы решили, что он Кройс? – с улыбкой переспросил Сорокин. – А не, скажем, Крайс, Крайз, Кройз, Крэйз или Крэйс?
– Транскрипция, – почти застонал от недогадливости Ермилов. Подошел к Сергею Романовичу и заглянул через плечо на увеличенное лупой имя разведчика. Всмотрелся. – Вроде бы «а», – пробормотал он.
– Вот и мне кажется, – согласился Сорокин. – Давай-ка попробуем сделать запрос на «Крэйс» или «Крэйз», хотя я думаю все-таки «Крэйс». А если не найдут, то хорошо бы проконсультироваться с экспертом по почерку и с лингвистом. Задача ясна?
– Так точно.
Ермилов вышел из кабинета и чуть не врезал сам себе в лоб за то, что не догадался о возможности разночтения фамилии Германа. Он тут же сделал новый запрос в архив по поводу Германа Крэйса, снова озадачив знакомого архивиста.
Пока ехал в электричке на дачу, несколько раз доставал из кармана визитку Олеси, вертел ее в руках и улыбался, вспоминая, как она уплетала бифштекс.
Людмилу он нашел в огороде. Она, сидя на низкой скамейке, пропалывала клумбу с флоксами. Услышала его шаги, не оборачиваясь, прокомментировала:
– Надо же, Ермилов вернулся с работы почти не ночью.
– Тебе не угодишь, – он повесил пиджак на перила и закатал рукава рубашки. – Я, может, в Англию поеду.
Люська обернулась испуганно. Она сразу поняла, что Олег туда собирается не отдыхать.
– Это не опасно?
Ермилов пожал плечами, немного рисуясь перед женой, хотя и сам бы не смог ответить на этот вопрос.
– Люд, я вот что думаю. – Он замялся и все же спросил: – А если бы я тебе изменил, ты как отреагировала бы?
Она снова обернулась, а затем и вовсе пересела так, чтобы видеть Олега. Осмотрела его от макушки до пяток оценивающе. Прядь ее медных волос пристала к чуть влажному бледному лбу, зеленовато-голубые глаза глядели оценивающе и насмешливо.
– Ты хочешь попасть в статистику? – спросила она наконец.
– В какую? – попался он на ее крючок.
– Бытовых убийств.
– Ого! – расхохотался Ермилов натянуто. – Ты способна на убийство из ревности?
– Попробуй изменить – узнаешь.
– Не ожидал от тебя, Короткова. – Он присел на ступени крыльца и покачал головой. – Ты – мать двоих детей, адвокатесса. В тюрьму сядешь. А потом будешь ходить ко мне на могилку и рыдать, рвать на голове рыжие волосенки.
– Уймись, прокурорская морда! – Людмила погрозила ему совком, испачканным землей.
– Фээсбэшная, – охотно поправил он ее и увернулся от полетевшего в него совка. – Костюм