– Вот когда поймешь, тогда и пообщаемся, – выдала я.
Двери открылись на первом этаже, выпустив меня наружу. Наконец-то вышла победительницей! Ура! Краем глаза я отметила, что Измайлов так и стоит в лифте, недвижимый, точно статуя.
Ну а куртка почти не пострадала.
***
Тем роковым днем Станислав Измайлов возвращался со встречи. Кто, в самом деле, додумается назначать приватное общение (да ещё и на неприятную тему) на третьем этаже торгового центра, в ресторанчике под названием «Индюшка и хрюшка»?
Но некогда лучший друг Стаса был как раз таким человеком. Игорь Сокольников решил, что нет лучше места, чтобы пообщаться по душам, чем заведение, где приветствуют веселым хрюканьем.
Правда, что в их общении было душевного, Стас так и не понял.
Он ощущал себя идиотом, пока человек напротив рушил его мир и выбивал почву из-под ног. Окончательно. Бесповоротно. С особым садизмом.
В этом, что ли, душа?
Сказать, что Стаса втоптали в землю одним только разговором, – ничего не сказать. Так гадко он ещё никогда себя не чувствовал.
– Как ты, друг? – спросил Игорь, изображая человека, которому не всё равно. – Прости, что сразу не рассказал.
– Нормально всё, – ответил резко. – Мне нужно идти. Мы договорили?
– Не злись…
Действительно. Легко сказать.
Стас медленно встал, будто бы убеждаясь, что пол не исчез, и мир не превратился в зыбучие пески. Кинул купюру, расплачиваясь за не выпитый кофе.
И ушел, не попрощавшись с грустным Игорем, который продолжал жевать стейк.
К лифту он тащился, не помня себя и мечтая надраться до беспамятства как можно скорее.
Но вдруг Стас увидел её. Точно спасательный круг, Даша Иванова появилась в тот самый момент, когда он проваливался в пучину безысходности. Язвительная такая и вредная. Настоящая.
До недавнего времени он не рассматривал её в качестве интимного интереса. Конечно, Иванова выделялась среди прочих. Единственная девушка на потоке, да ещё и симпатичная. Она вечно сидела с таким видом, будто сопромат вызывал в ней панику.
Чаще, правда, и на доску не смотрела, что-то вырисовывая в тетрадке. Аж язык высовывала от усердия и изредка неодобрительно мотала волосами. А Стаса всякий раз брало раздражение: что она там пишет?
Конечно, он не был безумным фанатиком и не считал, что нет ничего важнее его предмета. Есть, конечно.
Но если уж взялся грызть гранит науки – грызи и причмокивай от удовольствия. Никто ведь ей насилу учиться не тащил. Сама захотела.
Ну а потом это падение посреди пересдачи, когда Стас ощутил под собой мягкое, теплое тело. Податливое. Посмотрел на неё снизу вверх. На глаза удивленные, на покрасневшее лицо.
Какая же она… жаркая.
А тот раз на кафедре, когда он забил на свои принципы, только бы ощутить её? Наваждение, не иначе. И ведь согласилась.