Так повелось, что на Масленицу, как правило, происходили самые массовые кулачные побоища. Так как побоище было достаточно скоротечным, тактика обычно была самой простой, ни каких тебе фланговых атак и маневров. В центре выстраивался так называемый таран, который состоял трех коренных – самых сильных бойцов, у каждого из которых было по два подручника, бойцы попроще. Их задача была оградить своего лидера от случайных ударов со стороны и защитить его со спины. Подручник мог, например, кинуться под ноги атакующей его лидера с фланга тройке бойцов устроив свалку. Были и свои смотровые или, как сейчас говорят смотрящие. Это были самые горластые мальчишки, которые сидя на заборе, а иногда и на плечах одного из бойцов сзади своего строя предупреждали бойцов тарана об опасности своими звонкими пронзительными голосами:
–Василий, берегись! Справа на три головы – к тебе два быка прут!
Начиналась драка обычно с «ломки», когда две толпы молодых парней, стоя друг напротив друга начинали «ломку». Ломка – это попытка сломать противника эмоционально перед дракой. Ломку всегда проводили «задирщики» или «заводилы», это, как правило, два самых отвязанных парня из компании редко три, которые остры на язык, и за словом в карман не полезут. Обязательно кто-нибудь из них был гармонистом.
Обычно гармонисты с каждой стороны начинали петь похабные частушки – оскорбительные для противников:
Как у нашего Петрухи,
На хую сидят две мухи.
Муха к мухе пристает,
У Петрухи хуй встает!
* * *
А колядински девчата – ебота на еботе,
Ебота на еботе:
У них пизда на животе!
Но как только гармошки «заводил» переходили на одни басы, все понимали, что это сигнал к началу драки.
Тогда две толпы молодых здоровых парней сталкивались в яростной «Сшибке» (Драке). Упавших на землю не били и ногами не пинали, упал, лежи – не тронут.
Драка заканчивалась, когда одна из сторон отступала или обращалась в бегство.
Старший брат везде брал с собой младшего, натаскивая и поучая его:
–В драке Мишаня важна сноровка, смекалка, подготовка.
Василий обладал недюжинной силой, благодаря которой на спор разгибал подковы, рвал цепи, и завязывал гвозди в узелок, при этом он всегда оставался спокойным и не по годам рассудительным парнем, который не когда не бахвалился свой силушкой.
–Ты представляешь Иван, – говорил мой отец дяде Ване.
–Твой тезка Поддубный – кочергу узлом завязывал, а Василий гвозди в узелок пальцами завязывал.
–При этом гвоздь в его пальцах гнулся, как резиновый.
–Я пока не подрос, думал, что это фокус такой.
–Он когда на фронт уходил, подозвал меня к себе, взял мою руку и положил мне на ладошку узелок из гвоздя, а потом сказал с какой-то тоской в голосе:
–Держи Мишаня, на память тебе это от меня.
–Может, почувствовал,