– Ты мне дело базарь, – оборвал Черт.
– А я что? Вчера семь жмуров было. У одного богатенького Буратино, как в песне: костюмчик новенький, колесики со скрипом, – запел Фомичев, но вовремя остановился. – Тоже из новых русских видать. Короче: два проникающих в брюшную полость, кровопотеря, перитонит…
– Как фамилия?
– Желтухин, кажется.
– Крестись, когда кажется! Желтуха это! Его на днях заезжий чебурген на перо поставил. Хороший был парень. Ты должен его помнить, он ведь с нами на «семерке» торчал…
– Вот и судмедэксперт все никак не мог понять, отчего у него кишки черные? Выходит, что от чифира.
– Ладно. Если больше ничего подходящего нет, я пошел. И помни: еще раз напьешься – пожалеешь!
– Как бы не так, – закрывая дверь на замок, выдохнул Фомичев. – Связался с бандитом!
От тоскливого хода мыслей захотелось окончательно напиться. В стельку. Нет, лучше в сосиску. Тем более, Сергей Владимирович сегодня уже больше все равно не явится.
– Паша, подъем! – заорал Фомичев.
И они пили. Сначала купленную в ларьке дешевую водку-самопал. Потом «шило» – остатки спирта, ибо, разогнавшись, уже не имели привычки останавливаться на полпути. Их тянуло в сон, но громкий стук в дверь разом спугнул навалившуюся дремоту.
«Неужели Черт? – с замиранием сердца очнулся Фомичев. – А может, врачи с конференции вернулись? Так рано еще! Скорее всего, труповозка очередного жмура доставила».
– Пойди, узнай, кого там нелегкая принесла? – приказал он Паше-Ноге.
– С-с-счас, – стараясь держаться как можно трезвее, тот враскачку отправился по длинному коридору патологоанатомического отделения к входной двери. Минут через пять доложил:
– Там какая-то деревня приехала на машине: два мужика и баба. Мужики вроде трезвые, а вот баба – в дупель. За Сергеевой…
– А попозже они приехать не могли? – выругался Фомичев.
– Они говорят, что покойная и так уже вторую неделю здесь лежит. Все машину искали…
– Целую неделю! Вот козлы! – Фомичев пошел в трупохранилище. – Которая тут Сергеева? Отвечай! Та, что удавилась, или та, что с ДТП? Эй, красавицы, подъем! Паша, скажи, что без бутылки мы эту студень одевать не будем…
– Сказал.
– А они?
– Они говорят, что мы за это деньги получаем, а у них в совхозе не платят уже второй год.
– А на что же они пьют?
– И я о том же. А баба ихняя говорит, что, если мы будем вымогать деньги, то она пожалуется главному врачу…
– Вот сука! – больше всего в своей жизни Фомичев не любил стукачей. Тех, кто бегал по начальству он презирал и в школе, и особенно в армии. И задумал он этой бабе отомстить.
– Ладно, передай им, пусть гроб заносят.
Стараясь не дышать трупным запахом, мужики быстренько занесли гроб и тут же