– Цыц! – пристукнул своим посошком Вежда. – Чем мне сподручнее, я сам знаю. Сказано серп, значит, так до́лжно.
Срезанную траву Вежда высушил да набил духовитым сеном новый тюфяк, взятый у Славы. После на заднем дворе Вежда самолично сколотил чуднýю крестообразную лавку: узкую, с двумя поперечинами для раскинутых в стороны рук и с прорубленным отверстием в изголовье. Той же ночью, хоронясь от чужого догляда, они вдвоём с Чёботом отволокли эту лавку в баню. Тогда же Вежда проверил оставленное для Банника угощение и остался доволен: хозяин бани, судя по приметам, давал «добро» на необходимое беспокойство.
– Вот теперь и покурочим твою баньку, отец, – весело подмигнул Вежда Чёботу и на следующий день вынес оба затянутых бычьими пузырями оконца в предбаннике, где стояла чуднáя лавка.
Чёбот на это только развёл руками:
– И только? Я-то думал, ты её по брёвнышку раскатаешь…
– Да ну? – расхохотался Вежда. – Постоит ещё твоя банька, отец. Илья ещё в ней сам париться будет.
– Ох, Перуну бы твои слова да в уши, – заволновался Чёбот.
– Не бойся, родитель. Всё будет правильно, – сказал Вежда и разостлал на лавке свой тюфяк с сеном.
…В первый же день Вежда назвался сельскому старосте странником без семьи да крова и попросился в дом к Чёботу. Староста перечить не стал – калики перехожие да шедшие по́ миру старцы были делом хоть и нечастым, но обычным, и их старались приветить особо – всё-таки люди убогие. Чёбот, как только ему стало известно обещание Вежды, сперва нахмурился – он был человек тёртый и не спешил верить словам незнакомого человека. А ну как проходимцем окажется, поживёт на чужих харчах да и удерёт. К тому же мало верил Чёбот, что такое вообще случиться может – что его Илюха Чёботок на ноги снова встанет. Если б возможно это было, небось сам бы давно поднялся – потому что видно было, как отчаянно он этого хотел. Поэтому первые слова, которые сказал Чёбот старику, назвавшемуся Веждой, были такие:
– Ты вот что, дед… Чинить тебе препятствий я не стану – делай то, что нужно, и с меня требуй того же, но если в слова свои сам не веруешь, а на чужом горе нажиться хочешь, учти: я первый из тебя дух вышибу. Прямо за бороду возьму да вышибу. Не обессудь уж.
На слова эти Вежда, не переменившись в лице, согласно кивнул и добавил:
– Да разрази меня Громовержец! Да я, пожалуй, коли так выйдет, первый из себя дух-то выну да тебе поднесу: на, топчи! Только, сделай милость, не трогай бороду – уж я её так растил, так холил! Дорогá она мне! Да и привык.
Чёбот изменился было в лице, но заметил хитрый огонек, мерцавший в глазах старика и усмехнулся:
– А ты шутить горазд, дед.
Вежда немедленно улыбнулся в ответ и сказал совсем другим голосом:
– Я не только языком воздух лопáчу, хозяин. И от помощи твоей тоже не откажусь.
Чёботу старик, как ни странно это было ему самому, понравился.
Илья же, в одиночестве обдумывая события, только диву давался: расскажи ему кто