– Ганц фон Баркет, – ответил немец.
– О! Это он! Он! – раздались девичьи шепотки в глубине комнаты.
Молодой человек ринулся вперёд и схватился руками за подоконник:
– Где Ленитина? Вы можете позвать её?
– Тише, сударь, тише! – приложила тоненький пальчик к очаровательным пухленьким губкам златовласка и отступила на шаг.
За её спиной показалась рослая тёмная фигура – к проёму окна приблизилась Маргарита Бофор. На её точёном лице было хмурое выражение, которое, впрочем, ничуть не испортило внешность старшей воспитанницы. Красота её поразила Ганца – никогда ещё он не встречал подобных ей южных красавиц. На Маргарите не было головного убора, и её густые чёрные волосы, расчёсанные на ночь, спускались пушистыми локонами по крепким, словно закованным в доспехи, а не в сутану, плечам. Немцу показалось, что Бофор больше напоминает амазонку, чем воспитанницу урсулинок.
– Она взаперти, сударь, – грудным голосом произнесла девушка. – В комнате прямо над нами.
Маргарита подняла голову и указала рукой на окно второго этажа.
– Час от часу не легче, – пробормотал немец.
– Мы поможем Вам добраться до неё, только предупреждаю, что на окне решётка. Внутрь не попасть.
Фон Баркет простонал вместо ответа и уже вцепился в подоконник, готовый взобраться на него, чтобы по открытым ставням подняться на карниз второго этажа.
– Повремените, месье фон Баркет, прошу Вас, – остановила его жестом Маргарита. – Сейчас мы откроем Вам свой план, а Вы передадите его Ленитине. Слушайте же меня внимательно…
Сентон весь вечер простояла на коленях возле образов, сложив белые ручки крестом на груди. По щекам её медленно текли беззвучные слёзы. Когда за окном раздался шорох, девушка не обратила на него внимания и не открыла глаз.
Ганц постучал в раму. Ленитина не отреагировала, посчитав, что это птица. Она снова пребывала в мире своих грёз, видела отца, мать, брата и любимого. Вернул к реальности воспитанницу только громкий шёпот, вползающий в помещения между щелей рамы:
– Лени, душа моя! Ленитина!
Подняв ресницы, девушка машинально обернулась на голос. На краю сознания возникла мысль, что ей всё это чудится. Но увидев за окошком лицо любимого, Ленитина почувствовала, как её охватило необъяснимое волнение. Сердце взорвалось в груди и участило бег. На мгновение девушка замерла – тело не подчинялось приказам мозга.
Наречённый снова назвал её имя. Сентон сорвалась с места и прильнула к окошку:
– Ганц! Любимый мой…
– Тише, милая, тише, – прошептал немец и почувствовал, как уголки глаз защипало от нежданных слёз.
Распахнув створки окна, Ленитина просунула ладошки меж прутьев стальной решётки, пальцы влюблённых переплелись.
– Ты ли это? Глазам не верю… Милый!..
– Я, я, родная!
– Слава Богу!
– Скажи мне, Ленитина, ты ведь не хочешь в монастырь?
– Конечно, нет! – подалась вперёд девушка. – Забери меня отсюда!